Жизнь Лавкрафта - [388]

   Лето наступило аномально поздно, но после 8 июля температура, ­наконец, поднялась выше 90* F (38* C), что спасло Лавкрафта "от своего рода полного упадка сил". За шесть дней он сделал больше, чем за шесть предыдущих недель. 11 июля он отправился по воде в Ньюпорт, и немало строк было написано, пока он сидел на высоких утесах, возвышавшихся над океаном.

   Что касается гостей, то первым в списке оказался Морис У. Мо, который не виделся с Лавкрафтом со счастливых деньков в 1923 г. Мо приехал со своим сыном Робертом на 18-19 июля, а так как у Роберта был автомобиль, в их распоряжении оказался удобный транспорт для всякого рода экскурсий. Они побывали в старинной рыбацкой деревеньке Потуксет (уже тогда поглощенной городской чертой Провиденса), проехали через Роджер-Уильямс-парк и посетили район Уоррена-Бристоля, где Роберт и Лавкрафт побывали в марте прошлого года. В Уоррене они устроили пир, объедаясь мороженым.

   Moe в то время не принимал большого участия в делах самиздата, но ему, тем не менее, удалось уговорить Лавкрафта вступить в группу круговой переписки, Coryciani, подобную старым Kleicomolo и Gallomo. Фокусом деятельности группы был анализ стихотворений, однако в одном сохранившемся письме Лавкрафта (от 14 июль 1936 г.) речь идет о том - видимо, как ответ на вопрос другого участника, - чтобы Лавкрафт сделал в последний час своей жизни:

   Со своей стороны - как реалист, переживший возраст театральщины и наивной веры - я совершенно уверен, что мой последний час будет потрачен вполне прозаически, на сочинение инструкций по распоряжению книгами, рукописями, семейными реликвиями и прочим имуществом. Подобная задача, учитывая эмоциональное потрясение, займет, по крайней мере, час - и это будет самая полезная вещь, что я смогу сделать перед погружением в небытие. Если же я закончу до времени, то, вероятно, проведу оставшиеся минуты, бросая последний взгляд на нечто, тесно связанное с моими самыми ранними воспоминаниями - на картину, стол в библиотеке, Альманах фермера за 1895 г., маленькую музыкальную шкатулку, с которой я любил играть в 2Ґ года, либо на некий родственный символ - завершая психологический круг в духе, отчасти шутливом и отчасти прихотливо сентиментальном. Затем - ничто, как до 20 авг. 1890 г.

   28 июля увидело явление никого иного, как самого Р.Х. Барлоу, который был вынужден покинуть свой дом во Флориде из-за семейных неурядиц; в конечном итоге, ему пришлось переселиться к родственникам в Левенуэрте, Канзас. Барлоу провел в Провиденсе больше месяц, снимая жилье в пансионе позади дома N66 на Колледж-стрит, и уехал не раньше 1 сентября. Все это время он весьма настойчиво претендовал на время Лавкрафта; тот чувствовал себя обязанным потакать ему, памятуя о сверхщедром гостеприимстве, которым его одаривали во Флориде в 1934 и 1935 гг.:

   фdepol [клянусь Поллуксом]! Мальчик снял комнату в пансионе за садом, но несмотря на всю независимость был постоянной ответственностью. Ему надо увидеть тот или этот музей или книжный киоск..., он должен обсудить новую фантазию или главу его будущего монументального романа...и так далее, и и так далее. Что мог поделать старик - тем более, что сам Бобби был таким щедрым и усердным хозяином в прошлом году и за год до того?

   Следует указать, что это письмо адресовано литературному клиенту, с чьим заказом Лавкрафт сильно запаздывал, - так что, возможно, он просто искал отговорки. Есть все основания полагать, что Лавкрафт был в восторге от компании Барлоу и был рад визиту. Именно в то время Лавкрафт и Барлоу обнаружили, что они, оказывается, кузены в шестом колене и имеют общего предка в лице Джона Рэтбоуна или Рэтбана [Rathbone, Rathbun] (род. 1658).

   Еще один гость явился в Провиденс 5 августа - почтенный Адольф де Кастро, который только что был в Бостоне, где развеял над морем прах своей жены. Уже старый и сломленный жизнью (в свои семьдесят лет, без денег и переживший любимую супругу), де Кастро по-прежнему пытался вдохновить Лавкрафта на разные нереалистичные прожекты. Пытаясь развлечь старика, Лавкрафт с Барлоу взяли его 8 августа на кладбище Сент-Джона, что на Бенефит-стрит; его призрачная атмосфера - и тот факт, что девяносто лет назад По прогуливался здесь с Сарой Элен Уитмен, - вдохновила троицу на сочинение "сонетов" в виде акростихов, складывающихся в имя "Эдгар Аллан По". (Они, разумеется, вышли на одну строчку короче настоящего сонета). Из них лучше всего, наверное, стихотворение Барлоу. Но де Кастро (чье стихотворение довольно пошлое и слащавое) оказался самым практичным из компании - позже он переписал свое стихотворение и отослал в "Weird Tales", где его быстро приняли. Когда Лавкрафт с Барлоу узнали об этом, они также послали свои стихи - но Фарнсуорт Райт не захотел их брать. Лавкрафт с Барлоу были вынуждены отдать свои "сонеты" в фензин - конкретнее, в "Science-Fantasy Correspondent", где они появились в номере за март-апрель 1937 г.

   Известие об этой поэтической проделке быстро обошло знакомых Лавкрафта, и Морис У. Mo не только добавил собственный сонет (не особенно выдающийся), но и издал все четыре для своих учеников, гектографическим буклетом под заголовком "Четыре сонета в акростихах на имя Эдгара Алана По" (1936). Огюст Дерлет, увидев его, захотел переиздать стихотворение Мо в антологии, которую он редактировал совместно с Реймондом И.Ф. Ларссоном, "Поэзия из Висконсина" (1937). Ближе к концу года Генри Каттнер добавил собственную часть - бесспорно, лучшую из всех. Жаль, что она долгие годы оставалась неопубликованной.