Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики - [20]

Но не во всех школах Тбилиси был такой контингент. В элитных районах (проспект Руставели, площадь Берия и т. д.) в классе могли быть одни грузинские фамилии. А наш район был армяно-еврейским, вот и фамилии соответствующие.

Но затем, к сожалению, меня перевели в 14-ую школу, где доминировал почти чисто армянский контингент, жидко разбавленный грузинским. Еврея уже не было ни одного. Вот в этой-то школе, начиная класса с пятого, и начались мои неприятности, аналогичные тем, что были в детском саду. Туалеты в этой школе были кавказские или азиатские; ученики дрались и ругались скверными словами.

Я, уже в зрелые годы, встречался, кроме русского, с другими языками: английским, немецким, грузинским, армянским и идиш. Так вот, на английском и немецком языках матерные ругательства безобидны. По-немецки даже мужской член называется безобидно: «шванц» — «хвост», «хвостик». Когда будет необходимо, я буду пользоваться таким безобидным термином. По-русски же соответствующий термин восходит к словам «хвоя», «хвоинка» — как-то уж очень убого и малогабаритно! Правда, существует легенда о том, что когда император Александр Второй в детстве прочел на заборе выражение из трех букв и спросил своего воспитателя поэта Василия Андреевича Жуковского что это означает, тот, нимало не смутившись, ответил:

— Ваше величество, это повелительное наклонение от слова «ховать», то есть «прятать»!

Конечно же, «неприличные» вещи нужно прятать — вот вам и другое толкование происхождения обсуждаемого термина.

На идиш ругательства выглядят как-то комично, но может, я далеко не все знаю. Например, глупому человеку говорят: «У тебя «хвостик» на лбу лежит», или «твой лоб и мой «хвостик» — два приятеля». Забавно и не очень обидно, не правда ли?

Ругательства на грузинском языке, пожалуй, по обидности могут быть сравнимы с русскими, то есть обиднее, чем на предыдущих языках. Но я не слышал более обидных и грязных ругательств, чем на армянском языке. Тут часто присутствуют в одной фразе и онанизм, и орально-генитально-анальный секс, и даже жир с заднего места матери обругиваемого персонажа. Ужас! После армянских ругательств, как сказал бы незабвенный Фрунзик Мкртычян: «Даже кушать не хочется!»

Разумеется, я не мог поддерживать разговоры моих армянских товарищей, выдержанных в подобных тонах; в туалеты, которые мне предоставляла 14-я школа, я ходить тоже не мог; не мог и адекватно отвечать на зуботычины и пощечины одноклассников. И постепенно начались мои, уже несколько забытые с детского сада, терзания. Меня называли бабой, гермафродитом, засранцем; плевали, писали и даже онанировали мне в портфель, пока я выходил из класса на перемену; не опасаясь возмездия, отвешивали пощечины. Одним словом, «опускали» как могли. Когда кончались уроки, я стремглав убегал домой, так как брюки мои или были мокрыми, или готовы были стать таковыми. Азиатские туалеты, увы, мне были недоступны!

А тут, вдобавок, со мной случилось то, что обычно и случается с мальчиком в отрочестве — я стал понемногу постигать половые влечения и любовь. Началось все с происшествия в ванной. Горячей воды у нас, разумеется, не было, да и холодная еле дотягивала до нашего третьего этажа. Но рано утром и поздно вечером она еще поступала. Для разогревания воды служили большой медный бак, который надо было топить дровами, углем, опилками, старыми книгами — чем придется.

И вот однажды поздно вечером, почти ночью, я нагрел бак воды и решил искупаться. Распылителя на душе не было, и вода лилась сверху тоненькой струйкой. И струйка эта ненароком попала на место, которое я, как уже упоминал, буду называть «хвостиком». Эрекция не заставила себя ждать, я стоял под этой струйкой, чувствовал, что лучше отойти в сторону, но не мог. Древнейшее из ощущений — либидо не позволяло мне этого сделать. Уж лучше бы горячая вода закончилась в баке, и душ обдал бы меня отрезвляющим холодом. Но бак был полон, и оргазм стал неминуем. Вдруг все тело охватила сладкая истома, затем начались судорожные движения туловища, от которых я даже свалился в ванну. И последовало сильнейшее из тех сладостных ощущений, которые только доступны миру животных и людей, называемое оргазмом.

Я уже решил, что умираю, только удивлялся, почему смерть так легка и сладостна. Заметил также, что это новое ощущение сопровождалось выделением какой-то прозрачной клейкой жидкости, похожей на яичный белок. Что это, откуда жидкость, где я нахожусь — в обшарпанной, загаженной ванной, или в сказке?

Немного отдохнув, я решил повторить опыт — страсть к исследованиям оказались сильнее страха смерти. И опыт снова удался! Первое время я только и занимался тем, что повторял и повторял опыты, модифицируя их исполнение, и видимо, скоро дошел до общепринятого метода. Но тут меня взяло сомнение — все имеет свой конец, и видимо, запас этой жидкости тоже не безграничен в организме. Кончится жидкость, и в худшем случае — смерть, а в лучшем — прекращение этого восхитительного чувства. А без него уже жизнь казалась мне совсем ненужной!

Надо сказать, что медицинские познания у меня в те годы (в восемь-девять лет, точно не помню) были, мягко выражаясь, недостаточны. Я, например, полагал, что человек, как кувшин наполнен кровью, проколешь кожу — вот кровь и выливается. Я очень боялся переворачиваться вниз головой, чтобы кровь не вытекла, и когда это все-таки случалось, плотно закрывал рот и зажимал нос, чтобы не дать крови ходу.