Жизнь и удивительные похождения Степы Шишкина - [4]

7.

«Конюшня» — это такой продуктовый магазин на границе микрорайона и лесопарка, в котором всегда пахнет прелой крупой, вином и хлебом, если заморозить пространственно-временной конус в Москве восьмидесятых годов прошлого века. Когда-то, в славные времена кавалерийских полков имени Буденного и Ворошилова, в этом кирпичном здании располагался небольшой конно-племенной завод, позже вокруг понастроили пятиэтажек, которые с энтузиазмом снесли в начале следующего века.

В винном отделе Конюшни продавалось болгарское вино «Солнцедар» — зеленая бутылка за два пятьдесят.

Пока девчонки рассматривали червячков и гусениц, на полянке блаженствовали Степан и его школьные друзья — долговязый Гоша, красавчик Леха, заводила Мишка. Леха сгонял в магазин. Какие там оценки в четверти, когда природа полна цветения, майские листочки еще клейкие, ноздри режет дымок, и повсюду растет ландыш. «Солнцедар» закусывали батоном за тринадцать копеек и скумбрией холодного копчения.

— Шухер! — Леха торопливо сунул бутылку в кусты.

— Ну, мальчики, как успехи?

— Хорошо, Анжелика Семеновна, — закашлялся Степан, прикрывая рот. — Только что видели майского жука.

— Молодцы. Обратите внимание на гусениц…

— Анжелика Семеновна, — позвала учительницу Вика. Она была самой красивой девушкой класса. — Смотрите, что мы нашли.

— Иду, иду, — заторопилась биологичка. — Помните, ребята: сейчас, в период распускания листвы, велика активность насекомых.

— Анжелика Семеновна, она кусается! — Вика была похожа на распускающийся бутон. Тоненькая, с длинными ногами и пышной грудью, разрывающей школьную форму. От нее распространялись голубые волны жасмина.

— Мужики, — Гоша проводил Вику жадным взглядом. — Вы сейчас думаете о бабах. Правильно?

— Я — думаю, — решительно признался Степан, провожая взглядом стройную фигурку в школьной форме.

— Мишка, а ты?

— А мне бабы надоели. Я их столько поимел, — Мишка презрительно нахмурился.

— Сколько? — ахнул Леха.

— Достаточно. Ты на своем веку стольких не трахнешь. Уй, елки зеленые! Я нору нашел, — возбудился Мишка.

— Какую еще нору?

— Какую, какую. Большую. Тут волки живут.

— Волки, скажешь тоже. В этом лесу даже белок почти не осталось.

— Ну, может лиса, или барсук.

— Сейчас мы их выкурим, — Леха вытащил из кармана коричневую пачку сигарет «Камея» с античным профилем, зажег сигарету и выдохнул в норку облако дыма.

— Осторожнее, Леха, а то тебя сейчас как цапнут, придется от бешенства уколы делать.

— Так они тебе и вылезут, — Мишка скептически поморщился. — Здесь тонкий подход нужен. Вот, например, видел свистульку?

— Это чего у тебя такое? — с любопытством спросил Гоша.

— Свисточек-манок для селезней. Дядюшка подарил. Он меня на охоту обещал взять в заповедник. Там все Политбюро охотится, звери так и кишат. Рыбы до хрена. Тамошний лесничий вместе с дядькой техникум заканчивал.

— Ну ты и скажешь, возьмет сейчас, и на кряканье вылезет. Выкуривать его надо.

— А вдруг он подумает, что это утка?

— Эк тебя развезло с одного стакана, — зевнул Гоша.

— Кря, — сказал свисток. — Кря… Кря.

В норе что-то закопошилось.

— Держи, держи его, а то удерет. Сетку подставляй. — торжествующе взревел Мишка. — Точно, волчонок! А вы не верили, дядька у меня знаешь какой охотник.

— Колючий, зараза. Держи его!

— Тьфу, да это обычный ежик.

— Да, вроде ежик, — расстроился Мишка. — Ну и что, в живой уголок посадим. Ты в сетку его засунь, в сетку.

Пойманный ежик тут же свернулся клубком, начал сучить лапками, но безнадежно запутался в авоське, начал фыркать от пережитого ужаса и извиваться.

— Ежик, не бойся троянцев, дары подносящих, — выпучил глаза Леха.

— Ну, ты сказал, блин.

— Кароший ежик? Хенде Хох, — выпучил глаза Степан.

Животное свернулось клубком, и разворачиваться не желало, сопротивляясь лапками со сточенными когтями.

— Так не донесем, надо ему для храбрости выдать — убежденно заявил Мишка, пребывавший в эйфорическом состоянии.

— «Солнцедара?» — Леха с брезливым выражением лица вытряхнул ежика на землю, наклонил бутылку, и засунул остренький носик в горлышко. Ежик упирался лапками, захлебывался, чихал, но вскоре начал жадно лакать.

8.

Таким светлым и земным было это воспоминание, что Степану безумно захотелось вернуться в детство. По сравнению с черной бездной и подвешенным его состоянием, даже последующие события того дня представлялись ему с особой, ностальгической нежностью.

— Что же это такое? — подумалось ему. — Оказывается, мы все беззащитны перед космосом. Можно курить во дворе, можно спать в собственной кровати, и нет никакой гарантии, что в следующую микросекунду не прилетят эти поганые облачка, и… Все существо Шишкина восставало против насилия над личностью, и он начал переворачиваться в невесомости.

Забурлило в ушах, казалось, вода в неведомой емкости пузырилась и взрывалась чем-то вонючим. Пахло какой-то невообразимой гадостью. Сероводород с примесью духов, и вдруг — неуловимый, чувственный аромат моря, свежего тумана и можжевельника. Сигарет, кофе и красного вина. Креветок женских духов и греха.

Шишкин чихнул, затем жадно вдохнул этот ностальгический бальзам, и лоб Степана будто укололи миллиардом крохотных иголочек. Иголочки эти медленно поползли наверх, вниз, дошли до ушей, если они у Шишкина вообще еще были, и причинили томительную, страстную боль в губах.