Жизнь и учение св. Григория Богослова - [141]

Григорий не случайно упоминает здесь об иудеях: он хочет показать, что разница в богословском языке не должна препятствовать соединению с Церковью даже представителей других религий — тех, которые готовы принять христианскую веру за основу, однако не могут адекватно воспринять традиционный для христианства богословский язык. По сути, Григорий поднимает вопрос, на который в святоотеческой традиции так и не был дан четкий ответ: возможно ли создание такого богословского языка, который был бы в равной степени приемлем для христиан и для иудеев? По–видимому, Григорий понимал, что греческие богословы, в том числе и он сам, разрабатывая догматическую терминологию и вводя философские термины в богословский обиход, удаляются все дальше от библейского языка, который является общим наследием иудейства и христианства. Для иудеев, считает Григорий, достаточно признать Христа тем самым Мессией–Помазанником, Которого они ожидают: при этом они могут продолжать пользоваться привычным для них богословским языком.

Василий Великий придерживался подобных же широких взглядов в своих взаимоотношениях с различными богословскими партиями внутри Православной Церкви. Как мы уже говорили, [1682] он выдвигал принцип догматического минимума, обязательного для всех христиан, и не настаивал на полной унификации богословской терминологии для всех частей соединенной Церкви. У него было четкое понимание того, что разные Поместные Церкви могут находиться на разных стадиях богословского развития: то, что приемлемо для одних, может казаться неприемлемым нововведением для других. Со временем, в процессе долгого общения, последние могут придти к принятию этих чуждых для них догматических формулировок, признать и усвоить их. Однако главным для св. Василия было единство Церкви:"Благодеянием же будет соединение доселе разделенного; и соединение последует, если согласимся снизойти к немощным в том, что не повредит нашим душам" ".[1683]

В заключительной части Слова 43–го Григорий сравнивает Василия с ветхозаветными праведниками, а также героями новозаветной истории: Иоанном Крестителем, Петром, Павлом и другими апостолами. [1684] Описывается смерть Василия [1685] и его погребение, в котором участвовал весь город, включая язычников и иудеев: улицы и площади были до такой степени заполнены толпами народа, что в результате давки погибло немало людей. [1686] Надгробное Слово заканчивается увещанием, обращенным к священнослужителям и мирянам, в котором Григорий призывает всех видеть в Василии образец совершенства, а в его жизни — "программу" ", руководствуясь которой христианин может достичь спасения. [1687] Каждый человек может найти в этом святом пример для подражания и повод для восхваления:

Придите, все, предстоящие мне.., и те, кто в алтаре, и те, кто внизу, все наши и внешние, [1688] составьте вместе со мною похвалу: пусть каждый расскажет о каком‑либо одном из его совершенств, пусть ищут в нем сидящие на престолах законодателя, городские начальники — градостроителя, народ — учителя дисциплины, ученые — наставника, девы — руководителя, супруги — наставника в целомудрии, пустынники — вдохновителя, живущие в обществе — судью, искатели простоты — путеводителя, созерцатели — богослова, веселящиеся — узду, бедствующие — утешение, седина — жезл, юность — руководство, бедность — кормителя, богатство — домостроителя (oikonomon). Думается мне, и вдовы восхвалят покровителя, и сироты — отца, и нищие — нищелюбца, и странники — страннолюбца, и братья — братолюбца, и больные — врача.., и здоровые — хранителя здоровья, и все — того, кто сделался всем для всех, чтобы приобрести всех [1689] или почти всех.[1690]

Помимо Надгробного Слова, Григорий посвятил Василию небольшую поэму, состоящую из двенадцати эпитафий. В этой поэме Григорий говорит о значении Василия для Кесарийской Церкви и для всего мира:

Когда богоносный дух Василия восхитила

Троица — Василия, который с радостью бежал отсюда,

Тогда все небесное воинство возликовало, видя его восходящим от земли,

А всякий город каппадокийцев возрыдал.

И не только! Но и весь великий мир (kosmos) воззвал:"Не стало проповедника,

Не стало того, кто связывал всех узами мира (eirenes)"…

Один Бог, царствующий в высотах. Одного достойного архиерея

Видел наш век — тебя, Василий…

О мифы, о общая обитель дружбы, о дорогие Афины!

О драгоценная возможность вести божественную жизнь!

Знайте, что Василий — на небе, чего и желал,

А Григорий — на земле, и на устах носит узы.

Великая похвала кесарийцев, светлый Василий!

Твое слово — гром, а жизнь твоя — молния!

Но и ты оставил священный престол. Ибо так угодно было

Христу — чтобы как можно скорее соединить тебя с небесными силами.[1691]

Заключение

Нам осталось сказать несколько слов о посмертной судьбе святого Григория, о его месте в православной традиции, о его значении для последующих восточно–христианских писателей. Влияние Григория на православное богословие могло бы стать темой отдельного исследования. Мы укажем лишь на некоторые аспекты этого влияния для иллюстрации того, насколько полно и безоговорочно наследие Григория было принято Церковью.