Жизнь и труды св. Дионисия Великого, епископа Александрийского - [93]

Таким образом, и для александрийских христиан наступил период сравнительного спокойствия, продолжавшийся, впрочем, всего несколько месяцев, от возвращения св. Дионисия в Александрию до Пасхи 262 г. К этому времени можно относить созвание св. Дионисием собора против Савеллия, о котором упоминается в «Книге соборов».[859] Хотя достоверность свидетельств этой книги подвергается некоторому сомнению, однако нет ничего невероятного в предположении, что св. Дионисий, потративший так много усилий в борьбе с савеллианской ересью, созвал в Александрии собор, отлучивший Савеллия от Церкви.[860] Мы видели, что большая часть посланий, написанных св. Дионисием против Савеллия, относится ко времени гонения Валериана, т. е. ко времени пребывания св. Д ионисия в ссылке, когда св. Дионисий не имел возможности созвать в Александрии собор. С другой стороны, едва ли можно думать, чтобы св. Дионисий стал откладывать созвание собора и не воспользовался первым удобным временем для соборного осуждения ереси, принявшей широкие размеры и увлекшей даже некоторых епископов. Отсюда с некоторой вероятностью можно заключать, что собор был созван св. Дионисием вскоре после возвращения в Александрию, т. е. в конце 261 или в начале 262 г. Почти одновременное осуждение савеллианской ереси в Риме и Александрии, без сомнения, имело своим результатом ослабление или даже полное уничтожение ереси.

Но недолго суждено было св. Дионисию и его пастве наслаждаться спокойствием. Еще до Пасхи 262 г. в Александрии вспыхнуло восстание и вслед за ним началась гражданская война, разделившая жителей города на две партии.[861] По свидетельству Требеллия Поллиона, в Египте всегда было много несдержанных и безумных людей, готовых по самым ничтожным поводам начать беспорядки, опасные для всего государства. Забытое приветствие, отказ уступить место в публичной бане, секвестрация мяса и огородных овощей на рынке и тому подобные обстоятельства нередко вызывали столкновения, требовавшие вмешательства военной силы. Нечто подобное случилось и теперь. Раб тогдашнего правителя Александрии, Эмилиана, был убит солдатами за то, что говорил, будто башмаки его лучше, чем башмаки солдата. Возмущенная этим убийством толпа, вооружившись чем попало, со всех сторон окружила дом Эмилиана. Войска, находившиеся под его властью и ненавидевшие Галлиена, воспользовались затруднительным положением своего начальника и заставили его провозгласить себя императором. Эмилиан оказался в безвыходном положении и вынужден был исполнить требование войск, чтобы хоть на некоторое время отсрочить свою гибель.[862] Началась междоусобная война, продолжавшаяся более года.

По–видимому, в самом начале этой войны, когда Эмилиан не успел еще овладеть не только всем Египтом, но даже и одной Александрией, наступила Пасха 262 г. Беспорядки помешали св. Дионисию собрать верующих для празднования Пасхи, и в самый день величайшего из христианских праздников он должен был сноситься с ними письменно.[863]Но скоро Эмилиан овладел не только городом, но и всеми провинциями Египта, не исключая Верхней Фиваиды. Чтобы удержать в повиновении покоренные области, он захватил запасы хлеба, находившиеся в Александрии, вследствие чего многие города стали страдать от голода. Голод повел за собой необычайную смертность и заразные болезни, не миновавшие и самой Александрии. К довершению всех бедствий жители Александрии снова разделились на две партии, так как Гал–лиен не замедлил выслать войско против Эмилиана под начальством Феодота, родом из того же Египта. Феодот осадил Александрию и, по–видимому, овладел частью города. Осада продолжалась до конца 263 г. В обычном пасхальном послании, написанном, по всей вероятности, в самом начале этого года, св. Дионисий с необычайной живостью изображает одному из египетских епископов, по имени Иераксу, бедствия жителей Александрии во время этой осады. «Что удивительного, — писал в этом послании св. Дионисий, — если мне трудно беседовать хотя бы посредством писем с жителями отдаленными, когда мне нелегко стало беседовать с самим собой и советоваться с собственной душой? Подлинно, с моей утробой, с одножителями и единодушными со мной братьями, с членами одной и той же Церкви, мне приходится сноситься посредством писем, и, кажется, я не придумаю, как мне отправить их. Легче совершить путешествие не только в чужие края, но от Востока до Запада, чем пройти из Александрии в Александрию же. Средняя улица города теперь гораздо шире и непроходимее той беспредельной и непротоптанной пустыни, через которую в течение двух поколений прошел Израиль. Зеркальные и тихие гавани похожи на море, разделившееся на две части и ставшее стенами для прохода Израиля, а потом потопившее в своей пучине египтян. Часто походили они на Мертвое море и от совершенных в них убийств. А текущая через город река иногда была суше и скуднее той безводной пустыни, где странствующие израильтяне от сильной жажды кричали на Моисея, пока силой единого Творца чудес не изведено было для них питие из крутой скалы. Иногда же она так переполнялась, что покрывала все окрестности, дороги и поля и угрожала таким же стремлением воды, как при Ное. Постоянно оскверняемая кровью, убийствами и утопленниками, она несет свои воды, как во дни Моисея, когда он перед лицом фараона превратил ее в кровь и сделал смрадной. И какая другая вода могла бы очистить эту всеочищающую воду? Мог ли бы даже великий и неизмеримый для людей океан омыть своим приливом это горькое море? Могла ли бы очистить ее скверну и та великая, исходящая из Эдема река, хотя бы четыре потока, на которые она разделяется, соединить в один Гион? Очистится ли когда–нибудь воздух, зараженный отовсюду поднимающимися зловредными испарениями? От земли поднимаются такие ветры, с рек такой воздух и с гаваней такие туманы, что росы похожи на сукровицу трупов, разлагающихся на все свои составные стихии. И после этого еще удивляются и недоумевают, откуда эти тяжелые болезни, откуда непрестанные язвы, отчего умирает так много людей, поражаемых разнообразными болезнями, что за причина, что в величайшем городе не набирается такого числа жителей, сколько кормил он прежде так называемых полустарцев, если даже начать счет с бессловесных детей и кончить достигшими крайних пределов старости. И замечая, что род человеческий все уменьшается на земле и исчезает, что гибель его все увеличивается и преуспевает, они все еще не трепещут».