Жизнь и смерть поэта Шварца - [15]

Шрифт
Интервал

Таисья. Надо было спросить.

Шварц. Я у самого Багрова спрошу. Час настал. Теперь безопасно. (Тянется к телефону.)

Телефон звонит. Повторяется пантомима просьб и отказов взять трубку правда, короче предыдущей.

Таисья (поднимает трубку; низким голосом, имитируя интонации Шварца). Шварц внемлет... Ким, ты меня сегодня задрочил... Не хотят "Серебряный чабрец" - значит, не хотят... Не дают - значит, не дают. Хочешь, попытайся получить гос, я не возражаю. Я тебе сказал: проблемы - твои... Большие - значит, найди больших людей... Где, где - на бензоколонке, вот где... Совсем невменяемый стал. Че ты сквернослов такой? Че ты, сквернослов, угрожаешь? Я задействую органы правопорядка... Че ты меня русскому языку учишь? "Бензоколонка" говорить не запрещено. Бензозаправочная станция. Бензоколонка, бензоколонкой, бензоколонке. Женский род, первое склонение... Че у тебя словарь такой бедный? Ты же поэт. Бери пример с Цоя... (Шварцу.) Бросил трубку.

Шварц. Дай-ка. (Набирает номер. В трубку.) Угадай, кто звонит... Не быть мне богатым. Багров, ну чего, все стихи пишешь?.. Читал. Неплохо, без подливки, конец - в яблочко. Надо и мне такое написать. А нельзя то же самое? Сейчас всем плевать, кто у кого спер. А не надоело? Еще стихотворение, опять стихотворение. А от меня музыка отступила. Как от Блока. Ты чего книжку последнюю не присылаешь? Наверно, все у меня скатал, боишься, разоблачу?.. Тридцать рублей? Тридцать рублей - деньги. Где я их возьму?

Таисья (губами). Правильно. Надо всем не давать забывать, что ты бедный.

Шварц. Объявить дефолт? Безжалостный ты. Сердце у тебя есть? И мелочный: у старого товарища нет денег, и жидишься книгу прислать... Про бидоны - у тебя. Ничего не говорю: про бидоны ты придумал... Ну не придумал - было: какая разница?.. Ты видишь разницу? Крохобор... Что значит не мое? Не мое, а чье? Если ничье, так почти мое. А и не мое - что с того? Мое, не мое - крохобор... Ну платок, ну шейный... Не Ива Сен-Лорана, а Жюля Сен-Лорана... Я получил из рук вдовы - значит, она меня обманула... Чего ты так нервничаешь из-за тряпки драной?.. Бродский - не клоун? Бродский - не клоун... А в карман, представь себе, зашил... Ну не зашил: какая разница?.. Ну не в пятьдесят восьмом, ну в шестидесятом. Слушай! Ты гигант мелочности!.. Таисью не обижай. Таисью в обиду не дам. На меня, своего старого друга, который тебя в рифму сочинять научил, клевещи, а женщину оставь в покое... Я серьезно говорю. Нелепое существо, нелепое созданье. У тебя, Багров, один дефект, малюсенький, но есть. У всех по дефекту, у меня, например, что я себе жизнь сочиняю. Встречи, связи, свары, любови - с людьми, которых в глаза не видел. Не бог весть какой дефект, поверь. А у тебя - что ты, что такое "нелепое", никогда не понимал, не понимаешь, не поймешь. У тебя все - лепое. Стихи твои лепые. Вся судьба на зависть. А эта нелепая тварь, из простейшей лапландско-украинской плоти, это нелепое создание - мое создание. Главное произведение. Сочинение. Увы, главное. Может быть, единственное. И как мне тебе, альпийскому снегу, это внушить, не знаю. Сияй. (Кладет трубку.)

Пауза.

Таисья. Это правда?

Шварц (на разные интонации). Правда. Правда. Правда. Правда. Ты от меня, Таська, когда-нибудь правду слышала? Так что ж, все это неправда была? А? Раскинь мозгами, вруби интуицию. Правда. Правда. Не все может быть сделано, но все может быть сказано. Не все сделанное может о себе сказать. Но сказать можно обо всем сделанном. Сказать - главное. Сказать - наслаждение. Сказать, сказать, сказать. Всю жизнь обожал сказать. Как я люблю - сказать! Таисья, какая это роскошь - сказать!

Таисья. Про что ты сказал "не обижай"?

Шварц. Твоя, говорит, Таисия, мне Бродский рассказывал, видела его десять минут, рта не открыла, а теперь "мы с Иосифом то", "мне Иосиф это".

Таисья. Я ни при ком не открывала. Думаешь, приятно, когда мы в гостях,сидеть, молчать, приглядываться, может, что пригодится?.. Надо будет Щельцову сказать, что Багров с бензоколонок процент получает.

Шварц. Клевещи, валькирия. Только пойми: клевета - не правда. Это над правдой надо поработать, чтоб была позабористей. А клевета чем бездарней, тем пронзительней.

Таисья. Жаль, что музыка отошла от тебя. Я твою музыку люблю.

Шварц. Ну не совсе-ем, не совсе-ем. Так ж-ж-ж-ж - еще жужжит. (Читает стихи, не интонируя, не "подавая" смысл - только ритм и звук.)

Да что, в самом деле, случилось?

Ну, рад умирать, ну, не рад,

ведь это от музыки чисел

свобода - не так ли, Сократ?

Ее еще нужно услышать.

Но если ты глохнешь, щегол,

не проще ли струнами вышить

для голоса темный чехол?

Не в такт и не счетом уйти мы

согласны - а с тем, что болит.

Не звук, а лучи паутины

покинуть - не так ли, Эвклид?

Не жалуйся, лютня, что узко

последнее было жилье.

Ах, музыка, музыка, музыка,

ведь я еще помню ее.

Пауза.

Таисья. Шварц, как это у тебя начинается?

Шварц. Когда. Не как - когда. Начинается? Сразу началось. Не помню, чтобы когда-то не было, помню, что уже было. Со мной - как с кем-то. А когда с кем-то - то обязательно со мной. Всё целиком, всё, что со всеми,- со мной. Только потому всё - что я. Шагаю, пульс бухает, колеса стучат, часики тикают, лист качается - изо всего мне слово, полслова, сложок. Ничего не уходит, никуда не ушло, никакого "когда" нет - я всегда уже родился, всегда ритм. Не Ахматова-Пастернак, а Шекспир-Данте. Они базарят, и я не меньше их. Втроем-вчетвером-впятером - кто подошел, с теми ля-ля-ля, ля-ля-ля. В школе, на воле, везде. Щельцова-Хулдомуева вижу, как в тумане, Портфелия - только почерк, Марфу - сквозь паранджу, а эти - локоть в локоть. Багров - порезче, Бродский - порезче, иногда наравне с ними, заодно со мной. Что раньше, что позже, непонятно... Чего-то я заговариваюсь. (Свешивает голову на спинку кресла.)


Еще от автора Анатолий Генрихович Найман
Рассказы о Анне Ахматовой

Колоритная и многогранная личность Анны Ахматовой стает со страничек мемуаров А. Г. Наймана, которому довелось в течение ряда лет быть литературным секретарем Анны Андреевны, работать совместно с нею над переводами забугорной поэзии, вести беседы о жизни, литературе, политике.


Сэр

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Б.Б. и др.

Первая публикация (в 1997 году) романа Анатолия Наймана «Б.Б. и др.» вызвала если не скандальную, то довольно неоднозначную реакцию культурного бомонда. Кто-то определял себя прототипом главного героя (обозначенного в романс, как Б.Б.), кто-то узнавал себя в прочих персонажах, но и в первом п во втором случаях обстоятельства и контексты происходящего были не слишком лестны и приличны… (Меня зовут Александр Германцев, это имя могло попасться вам на глаза, если вы читали книгу Анатолия Наймана «Поэзия и неправда».


Кратер

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы о

…И почему бы моделью мира не определить пирог. Пирог, как известно, штука многосоставная. В случае Наймана и книги этой – верхний слой теста Анна Ахматова – поэт, определивший своей Верой Поэзию. Пласт донный – поэт Красовицкий Стась, определивший для себя доминантность Веры над Поэзией.Сама же телесность пирога – тут всякое. Книжный шкаф поэзии – Бродский. Довлатов – письмо с голоса. Аксеновские джазмены и альпинисты. Голявкин – неуступчивость правды, безущербность сочувствия. Борисов, вот тут особо: Солженицын осудил его (а Солженицын же «наше все» почище Пушкина), а по чести – не особо наше, не особо все.


Каблуков

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Время ангелов

В романе "Время ангелов" (1962) не существует расстояний и границ. Горные хребты водуазского края становятся ледяными крыльями ангелов, поддерживающих скуфью-небо. Плеск волн сливается с мерным шумом их мощных крыльев. Ангелы, бросающиеся в озеро Леман, руки вперед, рот открыт от испуга, видны в лучах заката. Листья кружатся на деревенской улице не от дуновения ветра, а вокруг палочки в ангельских руках. Благоухает трава, растущая между огромными валунами. Траектории полета ос и стрекоз сопоставимы с эллипсами и кругами движения далеких планет.


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.