Жизнь и смерть Джона Леннона - [17]

— Почему? — полюбопытствовал несколько удивленный Стронг.

— Дело в том, что мы бедны как церковные мыши. Мы не можем позволить себе подобную роскошь. У нас нет средств для ухода за памятником, — ответил Коч.

Мэр Нью-Йорка тоже большой юморист.

— Но ведь бронзовый Леннон уже ни в чем не нуждается. Ни в еде, ни в питье.

— Как сказать, — ответствовал Коч уже с нотками нетерпения в голосе. Он спешил в Израиль по приглашению Бегина. В Тель-Авиве Кочу приготовили большую программу пребывания. Он должен был посетить оккупированный западный берег реки Иордан, Восточный Иерусалим, а затем на военном вертолете и под охраной почетного караула — Южный Ливан. Короче, Кочу было не до Земляничной поляны и статуи Леннона. Его ждали кровавые пустыни и статуя командора Шарона.

Удивленный и оскорбленный скульптор вернулся в Лос-Анджелес. Отдохнув с дороги, он отправился в городскую ратушу и сделал аналогичное предложение мэру Лос-Анджелеса Брэдли. Тот с радостью согласился, однако через несколько дней, явно смущаясь, вынужден был взять обратно свое согласие. Оказывается, отцы города категорически воспротивились этой затее и не менее категорически отвергли ее. В отличие от лицемера Коча, они не стали ссылаться на немощь своей казны, а прямо заявили, что не потерпят соседства Леннона, пусть даже бронзового, ибо им не по вкусу идеи, которые он проповедовал.

Стронг окончательно отчаялся. У него опустились руки. Если два самых богатых и либеральных города Соединенных Штатов — Нью-Йорк и Лос-Анджелес отвергли его дар, то продолжать дальнейшие поиски для прописки бронзового «битлза» было бессмысленно. Не тащить же его в пивную столицу Америки — Милуоки или в Солт-Лэйк-Сити, столицу постных мормонов, словно омытую в крепком растворе борной кислоты? И вот скульптура Леннона вновь вернулась в мастерскую ваятеля, на обрамленный могучими тропическими пальмами приморский бульвар Пасифик Пэлисейдс. А Стронг, памятуя о своем хождении по мукам, окрестил ее Статуей на Свободе.

История о том, как официальная Америка наплевала на «бронзы многопудье», — кстати, статуя весит три тонны, — не оригинальна. Американская реакция не раз и не два жестоко и унизительно мстила памяти тех художников, творчество которых выходит за рамки ее социально-политического катехизиса и не укладывается в прокрустово ложе дозированных с аптекарско-полицейским пристрастием свобод. Вот почему Статую на Свободе вернее было бы назвать Свободой в Цепях. Стронг намеревается разбить ее и переплавить. А жаль. Эта неприкаянная статуя, статуя без прописки, как когда-то сам Леннон, уже стала своеобразным памятником обществу насилия и конформизма. Памятником, который обвиняет…

Отцов Нью-Йорка и Лос-Анджелеса можно понять. (В данном случае понять — не значит простить.) Дар Бретта Стронга был для них даром данайцев, и они убоялись его. Современная американская Троя опасается, что в ее владения могут проникнуть силы, подтачивающие устои, черты которых малопривлекательны и напоминают скорее старуху с косой, чем прекрасную Елену.

Сотрудники нью-йоркского Сити-холла откровенно говорили мне:

— Приняв дар Стронга и поставив статую Леннона в Центральном парке, мы навлекли бы на свою голову новые заботы и хлопоты, а их у нас и без того хоть отбавляй. Не надо было быть пророком, чтобы предсказать: Земляничная поляна немедленно превратилась бы в место паломничества вполне определенной публики — участников антивоенных маршей, движения за ядерное замораживание, за запрещение ношения и продажи огнестрельного оружия, за помощь голодающему населению Африки и вообще всяких инакомыслящих.

«И вообще всяких инакомыслящих…» Знаменательное признание, в особенности в сопряжении с вышесказанным. Сквозь его призму лучше и глубже начинаешь понимать смысл выражения, гласящего, что американцы — нация инакомыслящих. В самом деле, большинство американцев жаждут мира, а вот генерал-дипломат Хейг и ему подобные утверждал, что «есть вещи поважнее мира». Большинство американцев требуют объявить вне закона Пистолет с большой буквы, а президент Рейган, сам жертва покушения, и всесильное оружейное лобби срывают принятие соответствующего закона, усматривая в нем тоже покушение… на права и свободы граждан! Агрессия вовне, насилие внутри — таковы две стороны медали американского образа жизни, вернее, смерти, таковы два крыла американского орла, красующегося на государственном гербе США. Из окон Белого дома, Пентагона и контор Уолл-стрита кажется, видится, что нация инакомыслящих шагает не в ногу. Это не обман зрения, а обман масс. Ведь слово «демократия» переводится с греческого не как «народовластие», а как «власть капитала». В ногу шагает он, и только он…

Опасения обитателей нью-йоркского Сити-холла были вполне обоснованными. Вспоминается концерт певца и композитора Элтона Джона в Мэдисон-сквер-гардене, посвященный памяти Леннона. Как только Элтон взял первый аккорд песни «Опустевший сад» и стал грустно причитать «Хей-хей, Джонни», в руках зрителей — двадцатитысячной аудитории — вспыхнули свечи. Концерт перерос в демонстрацию под весьма определенными лозунгами. Это стало в особенности ясно, когда на сцену вышли вдова Леннона Йоко и его сын Шон. «Матери мечтают о жизни для своих детей» — было выведено на майке Шона.