Жизнь и приключения Светы Хохряковой - [4]

Мама моя была очень хорошей и очень несчастной. И сильно меня любила. Считала себя виноватой передо мной за все – за Ежовск, за погоду, за огород. И была у нее одна, но «пламенная страсть» – желание дать мне хорошее образование, которое помогло бы вырваться из ежовской жизни. Заработать на такое образование она не могла. В Ежовске хоть и часто женились, но все же не каждый день. Зато она, когда деньги свободные появились, запихнула меня во все секции и кружки, какие в городе были. Так я занималась карате, плаванием, в детской театральной студии и музыкой дома. Это чтобы на улице не болталась и по плохой дорожке не пошла. И спорить с ней было бессмысленно – она сразу начинала плакать. А после слез – приступ головной боли, да такой страшный, что я сама от жалости к ней чуть не умирала. Вот и бегала с плавания в студию, из студии на карате, а по вечерам гаммы на аккордеоне разучивала. Не то чтобы у меня здорово все получалось, но в середнячках ходила. А мама радовалась моим скромным успехам так, будто я гений.

А потом она умерла, радоваться стало некому, и я все забросила. Школу к тому времени закончила и пошла работать официанткой в один из трех ресторанов г. Ежовска. «Веселый Ежик» назывался. Официанткой я была старательной и непьющей, что по ежовским меркам большая редкость, на жизнь денег хватало, правда, жизнью это назвать трудно. Полная беспросветка и скука. Да и стыдно мне было перед мамой покойной, вроде как подвела я ее, не получила образования хорошего. А где его в нашем городе возьмешь? И сунулась я в актерскую студию при местном кукольном театре. Театр этот – наша достопримечательность. Казалось бы – ничего нет, а театр есть. Вот такая заковыка. Для чего он нужен, да еще и студия при нем – никто не знает, но все гордятся. Детей туда по воскресеньям водят, а в будни труппа по колхозам разъезжает. За живой продукт приобщает к искусству сельских тружеников – с деньгами-то в селах трудно, так зрители тащат, кто чем богат: яйца, картошка, молоко. Народ там добродушный, с жалостью к артистам относился, как к болезным. Да честно говоря, артисты этого самого Ежовского ордена почета кукольного театра и были болезные. Сборище полоумных. В Ежовске психушки нет, так, по-моему, всех сумасшедших в кукольный театр отгружали, кого только не было в труппе! Даже один самый настоящий даун, Коля его звали. Громадный мужик с нечеловеческой силой и умом семилетнего ребенка. Встретишься с таким случайно на улице – помрешь со страху, а на самом деле – добрейшее существо, помешанное на куклах. Он у нас артистом вспомсостава считался, правда, вспомсостав только из него одного и состоял. Он нам ящики с куклами и декорациями грузил, ну и давали ему иногда с деревом или замком за ширмой постоять, так для него это большой праздник был. Он потом дерево обцелует, прежде чем в ящик уложить, и все приговаривает: «Коля-дерево, Коля-дерево». Мы его любили, привыкли к его виду страхолюдному и своим считали. Мать его на нас только что не молилась. Она парикмахершей работала, не старая еще тетка. В Коле своем души не чаяла, но везде он – придурок, а у нас на фоне остальных – вроде и ничего.

Труппа действительно та еще была – выдающаяся. Такую коллекцию собрать – сильно постараться надо. А главный коллекционер – Антон Хуанович Пинто-Гомес, главный режиссер и художественный руководитель дома дураков под названием Ежовский кукольный театр. Вот уж личность была незабываемая, оригинал из оригиналов. Один внешний вид чего стоил. Его когда народ неподготовленный на улице встречал – столбенел просто. Еще бы – идешь себе по грязюке, по дырявому тротуару, среди обшарпанных покосившихся домов, навстречу тебе – родные знакомые лица спивающихся сограждан, все тихо, все привычно, и вдруг – бабах! – навстречу чудо-юдо, наш Антон Хуанович! Волосы у него были до плеч и абсолютно белые – седина такая странная, не серая, в смысле, соль и перец, а одна соль. Сверкающая прямо-таки соль. Да еще волосы всегда чистые. Наш-то народ с помывкой голов традиционно не заморачивался. Да и, к слову сказать, мыть-то особенно и нечего было. Видимо, из-за постоянной нехватки в организмах ежовчан витамина D, который, как известно, поступает с солнечными лучами, буйной растительностью жители города похвастаться не могли. Так, две волосины в три ряда, да и те сальные. Шевелюре Антона Хуановича любая модница позавидовала бы. Просто сверкающий белый ореол вокруг смуглого лица. Почему оно смуглым было, тоже никто понять не мог. Лето у нас, как говорится, короткое, зато малоснежное. Посветит солнце слабенько июль да август, не очень-то за это время загоришь. А вот Антон умудрялся. На улице дождь да слякоть, а он как из солярия. Правда, он иногда исчезал из Ежовска – в командировки на съезды кукольников ездил, его в той среде ценили очень. Вся квартира Антона Хуановича, которая прямо при театре располагалась, дипломами разными на иностранных языках завешена была. Места пустого на стенах не найдешь. Смотрелось впечатляюще.

Чем уж этим неведомым заграничным кукольникам изделия Антоновы полюбились, простому человеку не понять. Странные они какие-то были, жутковатые. Например, имелась у него «принцесса» – только плюнешь да перекрестишься. Огромная желтая голова на маленьком зеленом тельце. Оказывается, принцесса – тыква. Но это когда тебе объяснят, а так – уродина и есть уродина. И много еще такого же в квартире Антоновой обреталось.