Жизнь и приключения Сергея Сельянова и его киностудии «СТВ», рассказанные им самим - [29]

Критик Игорь Манцов, кстати, тоже выходец из гнезда тульских кинолюбителей, проводит прямую линию «от своеобразного руссоизма „Духова дня“, утверждающего перспективность кровно-родственных отношений и ущербность индивидуализма по западному образцу», где первую скрипку играл Коновальчук, «до спродюсированных Сельяновым примечательных балабановских „Братьев“, где подобная идеология то ли воспевается, то ли пародируется».

Один из лучших тогдашних критиков Сергей Добротворский писал про «Духов день», что фильм, конечно, нутряной, но всерьез демонстрирующий лишь те черты действительности, «в которых полнее всего сквозили черты коллективного прошлого – почвенный миф, поиски общего родства или смачный шовинизм мужской компании. Грибочки, яйцо вкрутую, картошечка… И она, птица-мама, в граненых манерках. Да, небось, не казенка опилочная, а самодел тройной очистки на заветных травках… А то и жидкость против потения из майонезной банки – с хорошим человеком все Божий подарок (я всерьез считаю, что одна только панорама по накрытому столу в последней части „Духова дня“ представляет клиническую опасность для завязанных и подшитых – с такой силой воспроизведена там красота алкогольного патриархата). Схоронив общего деда и помывшись в баньке, мужской клан Христофоровых – Христово воинство и родня – строился рядами и шел воевать. Скажи с кем – и фильма нет. Но прелесть финала как раз в том и заключалась, что мужики двинули на все чохом. На левых и правых, либералов и бюрократов, на тех, кто спаивает страну, и тех, кто отобрал у народа по три шестьдесят две… Ты с какого года? А когда призывался? Ну, ничего, пошли… Тем, кто хоть раз сидел в общественной парилке или поутру пил пиво у ларька, знакомо это чувство мужского локтя – грозная сила, замешанная на общих паролях и неистребимом пацанстве».

Сергей Добротворский не понаслышке писал о парилках, ларьках и самоделе тройной очистки, он хорошо знал эту истинно национальную сторону жизни, но дело в том, что будущий российский кинематограф оказался успешен именно там, где в дело пускали «почвенный миф, поиски общего родства или смачный шовинизм мужской компании» – от «Брата» и «Бумера» до «Девятой роты» Бондарчука и «Легенды № 17».

В этом был и личный резон. Сельянов – при всей закрытости человек компанейский, и всегда работал в кругу друзей, причем круг этот был чисто мужской. Девушки там появлялись и, как однажды сказал Сельянов, может быть, даже слишком часто, но особой роли никогда не играли, культ мужской дружбы очевидно преобладал.

Михаил Коновальчук, пожалуй, объяснил причину этого совсем просто: «В тот период для Сельянова, впрочем, как и теперь, жизнь заключалась только в кино. Вот для меня кино – часть жизни, а для него – вся жизнь, смысл и цель, это большая разница. Но кино тогда было пацанское дело – рисковое, тяжелое, как футбол. Просто физически тяжелое, оно требовало громадных мужских усилий, нужна была смекалка, предприимчивость, авантюризм. Поэтому и девчонок рядом с нами особо не было, вот вокруг Балабанова, да, всегда они были, он увлекался, а у нас – съемки, работа… Кино тогда было – хобби пацанов».

Последний госзаказ

Сценарий «Духова дня» был готов, нужно было снимать, и делать это на «Ленфильме», который в 1988–1989 году, казалось, сохранялся в прежних формах, как сохраняла видимость сама советская система, которая рухнет совсем скоро. Финансирование благодаря поддержке Александра Голутвы удалось получить у Госкино СССР в последние месяцы его жизни (новый орган, уже не всесоюзный, а российский, был создан в сентябре 1992 года). По инерции в Госкино еще сохранялась позиция госзаказа для особо важных проектов. Волею случая и при поддержке известных мастеров фильм «Духов день» оказался в их числе. «Именно эта единица в том году оставалась не роздана, – вспоминает Сельянов, – и нам ее дали. Смешно, конечно. Советские чиновники, сидевшие в Госкино, потеряли все ориентиры, растерялись, и мы получили святое святых прежнего Госкино – госзаказ. Малоизвестный режиссер с непонятным сценарием.

Группу набрали на „Ленфильме“. Тогда уже не обязательно было числиться в штате студии, чтобы работать в кино, но многие по привычке держались за „Ленфильм“, так как все было ново и неизвестно, что будет дальше. Зарплату не платили, но люди не уходили. С начала 1990-х годов „Ленфильм“ начал бороться за сокращение числа сотрудников. Ведь даже не выплачивая зарплату, все равно нужно на каждого работника делать отчисления. Когда эта тема возникла, я тут же сам и ушел из штата.

Снимали мы, как положено, по графику, но в сроки не уложились: случилась неприятная история. Мы снимали в Сиверской, и там нас с Шевчуком избили. Местные гопники. Мы сидели в кафе, а за соседним столиком оказались человек пять, молодые мужики, матерые, явно отсидевшие уже, они узнали Юру, и у них возникло скотское желание – известного человека избить. Сначала они бросали реплики, Юра довольно дружелюбно отвечал, и первое время все шло вполне невинно. Но когда мы встали уходить, они пошли следом. Я шел за Юрой, очень близко, вдруг он притормозил, и я почти в спину ему уперся, вижу – это как кадр стоит перед глазами – кулак сбоку вминается ему в висок, сантиметра на два… Я, естественно, бросился вперед, даже успел, к своему удивлению, пару ударов нанести, поскольку они были сосредоточены на Юре. Они переключились и на меня, мы с Юрой некоторое время поотстаивали свою честь и достоинство, но надолго нас не хватило, силы были неравны, меня быстро вырубили.