Жизнь и необычайные приключения менеджера Володи Бойновича, или Америка 2043 - [47]

Граница Мексики передвинулась до Финикса и Сан-Франциско, и это, видимо, ещё не окончательное решение американского вопроса. (Я хорошо запомнил политическую карту Мексики середины девятнадцатого века, так что до торжества справедливости ещё очень далеко.)

Моя жизнь была напряжённой, интересной, иногда – опасной, но достаточно стабильной. Я часто бывал в командировках, встречался с разными людьми, попал под артобстрел, но знал, что у меня есть дом, где меня ждут любимые люди. (Правда, любимые меня с порога целовали и предупреждали, что если унюхают признаки измены, то мне сам Стариков не поможет. Но признаки не унюхивались по причине их полного отсутствия.)

Дочке исполнилось два года, когда из Москвы мне дали понять, что пора бы осваивать новые территории, а то на диком западе и в Техасе наших людей мало, а возможности для нефтяников и металлургов там открываются неплохие. Для этого мне надо вернуться на родину, подучиться – и снова в бой. Меня соглашались взять на юридический факультет нашего Владивостокского университета, причём в отдел международных отношений, и сразу на второй курс. Мы долго держали семейный совет, и решили, что, раз это необходимо для такого святого для любого мексиканца дела, как освобождение Техаса, то Мария меня отпускает, мама и папа ей тут будут помогать как могут. Но, если возникнет возможность – приедет с Луизой ко мне в Россию, хотя бы на время. Я сообщил это в центр, там сказали, что проблем не видят, и я начал собираться на родину.

Второго декабря мы с Машей решили вдвоём съездить в Сан-Диего. Она там ни разу не была, а без меня ехать туда не хотела, да и побаивалась, а мне весной надо было уезжать на родину. Поэтому я взял в представительстве отгул, автомобиль со скрытой бронезащитой, дома – жену и два пистолета, (К личному "Ругеру" у меня добавился казённый малошумный ГШ.) и мы вдвоём поехали подышать свежим зимним воздухом. Было прохладно, на горах лежал снег, хотя у побережья была плюсовая температура. Супруга впервые за два года отошла от дома дальше, чем за хлебом и пелёнками (Ох уж эти мне пелёнки! Я из-за них полгода не мог дочитать Кафку!) и радовалась скорости и открытому пространству, как доча – гильзе от автомата Калашникова.

Мы дали круг вокруг стадиона "Родео", проскочили мимо аэропорта имени Родригеса, показали документы на КПП, выскочили на почти пустую трассу 805, неторопясь проехали по пригороду Сан-Исидро, выехали к Сити, свернули налево, и подъехали к набережной. Смотреть особо было не на что: везде работали краны, бульдозеры, ездили грузовики, стояли строительные леса, многие дороги были перекрыты. Маша полюбовалась на небоскрёбы без стёкол, на торчащие в гавани из воды носы затопленных кораблей. Да, работы предстояло – на многие года! Потом мы проехали несколько кварталов на север, и я показал на местности, откуда началось моё знакомство с этим континентом. (Вот и стадион, где мы ночевали. А потом ка-ак ба-абахнуло! И мы ка-ак давай стрелять! И вон за теми домами сначала прятались. А потом пошли туда.) За последние два года я был в Сан-Диего много раз по делам, поэтому ничего нового для себя не увидел, но смотреть в горящие глаза любимой женщины, и рассказывать, как ты вот на этом месте победил врага в неравном бою – это ли не счастье, ради которого стоит жить!

Мы ещё около часа покатались по этому странному городу, пока не приехали на площадь неподалёку от того места, где погибли мои товарищи. Там планировалось вскоре поставить памятник всем, кто погиб в боях за освобождение Байя Калифорнии. Площадь была большая, людей полегло – уйма, поэтому с памятником решили не спешить: в мексиканской академии художеств объявили по такому случаю конкурс, рассматривается несколько проектов. Мы вышли из машины, и решили прогуляться пешком до того подвала, где я чуть не остался навсегда. Дорожку меж домов я нашёл без труда, и через несколько минут мы стояли около полуразрушенного кирпичного двухэтажного дома. Как быстро мы дошли! Три с лишним года назад этот путь я проделал за час. Озираясь, боясь шороха, надеясь только на опыт старших товарищей. Да, жизнь течёт, всё меняется. Например, два небоскрёба-близнеца в Сити собрались взрывать: говорят, что восстанавливать после пожара – дороже, чем построить новые. В порту уже нет грузовых кораблей со звёздно-полосатыми тряпками, а стоят кубинские, венесуэльские, китайские, индийские, наши. На рейде – мексиканский крейсер и ещё какие-то серые приземистые корабли рангом пониже. Никто не стреляет, хотя, говорят, вечерами тут небезопасно, и у меня наготове восемнадцатизарядный ствол. Две партии в парламенте спорят – присоединять эту территорию к Мексике, или создать отдельное государство. У нас в России запустили спутник к Сатурну, создали искусственное человеческое сердце на основе нанотехнологий, и окончательно запретили табак. Вот и этот домик был почти целый, а теперь – пролом в стене. Амеры без боя всё-таки не сдались! Видимо, рядом взорвалась мина калибра, судя по воронке, примерно восемьдесят второго. Изогнутая дверь, через которую я выполз, оглохший, ослепший, убивший и раненый. Всё помнилось, словно случилось вчера. А ведь дочь уже кроликов за уши таскает!