Жизнь и необычайные приключения менеджера Володи Бойновича, или Америка 2043 - [37]

Метрах в ста от берега находился небольшой, поросший осокой и камышом, островок. Рядом с ним из воды торчал плоский камень красного цвета. Красным он был от крови. На камне лежали, судя по всему, человеческие внутренности, а бывшие обладатели этого ливера висели, распотрошённые, на ветках близстоящих деревьев, как пальто, переброшенные через руку. И почти все, штук двадцать, были одеты в солдатскую форму. Выше трупов, на деревьях, с обожравшимся видом, сидели какие-то лысые мрачные птицы, и смотрели то на нас, то на стаю шакалов на том берегу.

– То-то я и думаю, почему пиндосы нас тут не ловят! Видать, по той трассе у них граница. А это – нарушители. Суровые парни, эти ацтеки! Пойдём-ка от греха подальше! – старпом ошарашено глядел на жуткое зрелище.

А я снова уловил знакомый запах тлена, и мне сделалось дурно. Мужики хотели умыть меня из озера, но я попросил их этого не делать, а дотащить меня до ближайшего ручейка. Вода в озере мне представлялась морем крови, и после вчерашних событий и ранения на меня накатывала дурнота.

– Да-а! – протянул Микола. – Погранцы тут – что надо. Не бывший ли мой начкар Гена тут трибуналом командует? Хотя, индейцы его бы отсюда за жестокость выгнали.

Мы шли весь день, но так и не добрались до цели. Если бы не моя нога, двигались бы мы, конечно, быстрее. Так что я предложил мужикам меня добить. Шутку оценил только Микола. В итоге вновь пришлось переночевать среди камней во мху.

Когда стемнело, мы выбрали местечко поукромнее, потыкали палками вокруг, расшугали змей и многоножек, попили из ручья, и решили устроить привал. Ночью по склону горы идти было небезопасно во всех отношениях.

– Солнце спряталось за ели, значит – моряки поели! – устало сымпровизировал старпом, вытягивая ноги и морщась от боли в коленях. – Жаль, что мы не коровы. Травы – пароход, а ларька с пивом и сосисками – ни одного! Не-ет, Америка мне и раньше не нравилась, а теперь я её вообще видел на корню! Как тебе пляж с красотками, Володя?

Будь на моём месте прежний Я, он бы сразу запричитал, заплакал, обвинил во всём маму, бога, президента, каждые пять минут жаловался бы на голод, боль и усталость. Но я чувствовал, что от прежнего меня действительно остались только стёртые тапки, да и жаловаться – только самого себя травить. А так – зубы стиснул, протерпелся, отшутился – оно, вроде, и себе легче, и окружающим не в напряг. Поэтому я присел на здоровой ноге, неуклюже завалился на траву задницей, и процедил:

– Вы не в моём вкусе, девушки! Жуйте свою траву и мычите тише, пока скальпы на месте!

Эту шутку оценил уже Сергей. Он глянул на Миколу, покачал головой и уважительно прошептал:

– КГБ! Это тебе не в тапки ссать! Ладно, спокойной ночи всем!

Он тут же уснул, а я снова уставился в небо. Нога болела, рана токала и начинала чесаться. Я уложил ее, как мог, боль стала понемногу стихать, но уснуть сразу было не судьба. Тут я увидел, что Микола, этот заросший под Карла Маркса гений чистой красоты с клешнями вместо рук и двустволкой вместо глаз, тоже смотрит в небо, проглядывающее сквозь пальмы.

– Микола, не спишь? А расскажи мне про твоего начкара Гену? Чёт прям заинтриговал.

Микола улыбнулся внутри бороды, и стал рассказывать:

– Я как на южную границу пришёл салабоном – попал на заставу к Гене. Мы там наркокурьеров ловили по горам да по долам. За день километров тридцать-сорок по горам на жаре протопаешь, караван поймаешь, а Гена потом пленных отпускал. Приводим на заставу духа. Он от нас отстреливался, камни с высоты кидал, товарища ранил – а Гена с ним побеседует вежливо, головой своей обожжённой в броневике покивает, потом говорит: "Уважаемый! Мы вас больше задерживать не имеем права. Иначе это нарушение международного закона номер восемь дробь одиннадцать, пункта третьего. Товар конфискуем, а сами вы свободны. Пойдёмте, я вас провожу". Меня такая обида брала! Провались ты, думаю, со своим пунктом третьим! Мы под пулями ходим, а он этого врага за ручку проводит, через пять минут возвращается, и как ни в чём ни бывало рапорт начальству строчит. Так он с дедами мне полгода лапшу вешал, пока не сказал, чтоб я вместе с ним не пошёл очередного бабая проводить. Довёл того до тропки, вперёд пропускает, мол – только после вас. И только за спиной оказался – штык-нож достаёт – и в темя тому – тресь! Голова – не поверишь! – как арбуз спелый развалилась. Никогда бы не подумал, что нож в голову по рукоятку можно засандалить! Я, говорит, удары разные нарабатываю. И тебе советую. Где ещё так потренируешься? Ты теперь у нас уже не салабон, товарищ Понедельник, а карась. Так что начинай тренироваться, чтоб, когда дедом станешь – рубил этих сволочей, как товарищ Будённый – польских панов. Сперва страшно было. Втроём тыкаем его ножами, а он визжит на весь аул. Скандал вышел. Местные сказали, что мы можем тут свинину кушать, если хотим, но чтоб резали поросят в другом месте. С тех пор я всех душить стал. Чтоб международный пункт третий не нарушить. Хошь – пальцами, хошь – локтем, хошь – ногами. Тихо, культурно, кровь потом не отстирывать. Не то, что Гена – живодёр. Кстати, он вышел на пенсию, сейчас работает под Иркутском физруком в сельской школе. Написал мне в чате, что когда бычков в ноябре забивает – вся деревня смотреть приходит. Врёт поди!