Жизнь и миг - [14]

Сигнал о пожаре был принят утром в субботу. От места ЧП до Алма-Аты 10—13 километров. Работниками ГАИ были перекрыты улицы и проспекты города, которые вели к асфальтовой стреле в Большое ущелье и по которым с минуты на минуту должны были пройти сотни машин с солдатами, курсантами пограничного училища, школы милиции МВД СССР, медиками, всеми, кто спешил на борьбу с огнем.

Машины шли на предельной скорости. Дым пожарища был виден далеко впереди. На большой высоте дым принимал форму гигантской черной линзы с серыми протуберанцами по краям.

С двух сторон пылающей сопки шумели горные потоки. Но воспользоваться их ледяной водой было невозможно. Ведь воду надо было подавать на высоту в несколько километров.

Огонь сползал с вершины к подножию по всей многокилометровой окружности сопки. Навстречу огню с двух сторон: двинулись люди. Соседние, уходящие пиками в дымное небо сопки, покрытые высушенными за два знойных месяца елями, замерли в неподвижной обреченности.

Битву с огнем повели около двух тысяч человек. С двух сторон пожарной зоны, на каменистых берегах быстрых рек, расположились штабы, раздались первые команды, заработали рации.

…Фронт, по которому повели наступление на пожар курсанты школы милиции, растянулся на 3,5—4 километра. Парни лезли вверх по крутым, иногда отвесным лощинам. Дым ел глаза, дышать было трудно, видимости не было никакой.

— Группе Тюрина отойти влево, — прозвучала вдруг по рации команда генерала Николая Николаевича Лунева. — Срочно в сторону!

Через несколько секунд по лощине с сухим грохотом и лязгом пролетели десятки тонн каменных валунов.

Это было первое предупреждение о главной опасности горных пожаров. Обгоревшие кусты, державшие до этого камни густо сплетенными ветками, отпускали валуны из плена, и те, набирая скорость на крутизне, увлекали за собой вниз все, что встречалось на пути. А на пути были тоже камни. Каменные реки неслись навстречу движущимся вверх людям — реки неожиданные, стремительные.

Комсорг школы милиции Владимир Петренко, четыре часа подряд вместе с ребятами бивший пламя, вдруг закричал: «У меня горят ноги!» К нему бросились, помогли вырвать увязающие в огненном торфе ноги. Володя сбросил дымящуюся обувь, счистил с левой ноги остатки расплавленного эластичного носка, ему перебинтовали ногу, он обулся и снова вступил в схватку. Обожженная нога кровоточила, а комсорг продолжал работу еще пять часов.

Другая опасность горных пожаров заключалась в следующем. Десятилетиями осыпались и снова рождались, чтобы осыпаться, хвойные иглы. Сейчас их толщина здесь была около метра. Огонь, проникая на всю глубину слоя, залегал в нем и незаметно накалял хвойный торф до плавления. Ребята проваливались по колено, обжигали ноги. А сверху угрожали камни, сбоку — пылающие тяжелые лапы елей…

Дым покрыл все ущелье, и руководить расстановкой людей снизу, где был расположен штаб, становилось все труднее.

…Генерал Лунев вскочил в «газик» и попытался подняться по серпантинной дороге на соседнюю сопку, к строениям курорта Алма-Арасан. Но в это мгновение над северной частью горящего массива поднялся вихревой ветер, завертелся смерч, поднимая в небо обильные клубы дыма, искры, ветки, траву. Те участки, которые были уже отвоеваны у огня, вспыхнули вновь. Ветер за секунды возвращал огню то, что в течение нескольких часов отнимали у него люди. Генерал вернулся на берег, к штабу. Угроза полной потери видимости повисла над всем фронтом пожара.

Подполковник милиции, преподаватель школы Владимир Николаевич Тюрин начал терять сознание. И он, и другие, кто был рядом с ним, — комсомольцы Саша Нестеров, у которого камнями разбило рацию, Идрис Бектаев, которому обожгло ноги, Ергали Турмагамбетов, другие ребята, — задыхаясь в едком, плотном дыму, были вынуждены на короткие доли минуты выскакивать из дыма и приближаться к обжигающему, ослепительно сияющему пламени. Тут был раскаленный, но зато чистый воздух.

Через несколько часов многие не могли уже работать лопатами, топорами и пилами — отравленные дымом, они слабели, теряли силы. Единственное и лучшее лекарство в таких случаях — молоко. О его доставке к подножию сопки уже позаботились. Никогда еще машины с молочными цистернами не мчались на такой скорости.

…Подняться на крутую гору с пустыми руками в ясный тихий день и то очень трудно. Это прекрасно понимал Ергали Турмагамбетов. Но он не думал об этом, он взвалил на спину 40-литровый бидон и пошел вверх в дыму по крутым, неустойчивым камням, по оползающей дымящейся хвое. Он прошел 100 метров, поставил бидон на каменистый уступ. Мимо летели горящие, с растерзанными корнями пни, зажигая на своем пути кусты, стволы, ветки. Ергали должен был каждую секунду быть готовым увернуться от этих прыгающих огненных страшилищ. Он снова карабкался вверх, вверх, вверх, и конца подъему не было видно, и даже на метр впереди не было видно ничего. Он карабкался 300, 700, 900 метров, а 40-литровый бидон становился тяжелее, тяжелее. Когда Ергали достиг задыхающихся от дыма ребят, позади осталось почти 2 тысячи метров. Ергали упал и на какое-то время потерял сознание. Его тоже отпаивали молоком.