Жизнь и деятельность Архиепископа Андрея (Князя Ухтомского) - [21]

58

в полном одиночестве при обсуждении основных вопросов. Он резко выступил против апелляции Собора к Временному правительству, когда был принят закон об изъятии школ из ведомства церковных приходов: «Я считаю ошибочным все наши обращения в Петроград с покорнейшими просьбами то о Законе Божьем, то о школах. Нет основания думать, что эти просьбы будут удовлетворены, и тогда мы останемся с одними красноречивыми словами, не имеющими практического значения для жизни» (215, 148). Когда в Уфимской епархии школы перевели в ведение министерства образования, епископ немедленно распорядился организовать при приходах новые школы. Идентичное постановление было принято на Соборе.

Здесь же еп. Андрей поддержал профессора С.Н. Булгакова в вопросе о посылке членов собора в Предпарламент: «Я противник вмешательства Церкви в политику... Мы должны обращать свой голос не вверх — в Петроград, а вниз — к народу» (215, 133). Игнорировать антицерковные распоряжения государственной власти, не компрометировать себя сотрудничеством с политиканами, в какие одежды они ни рядились бы, но апеллировать непосредственно к массам — вот тот принцип, которым руководствуется отныне еп. Андрей с еще большей последовательностью. И, наконец, он прямо говорит о себе как о стороннике отделения Церкви от государства. Это произошло 17 декабря 1917 года на заседании Правления приходских Советов церквей города Уфы (102, 688). Политические партии различных оттенков полностью дискредитировали себя как строители новых форм жизни, а посему «народ должен быть хозяином своего счастья» — именно такую идею проводит епископ в своей речи 19 августа 1918 года. Необходимо организовать общественную и государственную жизнь с прихода, укрепляя малые единицы, создавать фундамент будущего общества. Задача Церкви в этом процессе — нравственное воздействие, распространение благотворных идей взаимной любви и сотрудничества. В итоге, считает епископ, это приведет к «гармоничному претворению Государст-

59

ва в Церковь для достижения высших и вечных целей» (87, 436).

С первых.дней революции еп. Андрей провозгласил, что наконец появилась реальная возможность избавиться от тягчайшего позора, гнетущего православное русское общество на протяжении двух с половиной веков — раскола Церкви. Цезаропапизм пал, следовательно, ликвидировано главное препятствие на пути достижения единства. Старообрядчество, считает владыка, явилось следствием самодержавной политики начала ХУШ века, и именно гражданская власть осуществляла гонения, в которых православная Церковь не повинна. Епископ утверждает, что проклятия Собора 1667 года и последующие церковные постановления направлены против раздорствующих, не порицая старые обряды и книги: «старообрядчество создано самодурством императора Петра. Патриарх Никон наделал ошибок, но заблуждался честно в своей ревности о Церкви и о ее славе, а Петр Великий своею неслыханной жестокостью окончательно оттолкнул" старообрядцев от Церкви» (68,140). Ныне, надеется еп. Андрей, забыв старые обиды и разногласия, Церковь должна объединиться именем Христа.

Однако, рассмотрим концепцию епископа в плане ее историчности, соответствии традиции, а также возможности ее практического осуществления.

В первую очередь вызывает сомнение освещение исторических фактов. Владыка пишет, что клятвы Собора 1667 года «были наложены только на церковных раз-дорников, а не на самые обряды» (106, 743). Но неправомерность подобной точки зрения была уже к тому времени достаточно определенно выяснена исторической наукой*. И тем более явным диссонансом звучит утверж-

* См. 254. Из воспоминаний епископа известно, что читая эту раиоту еще в 1914 г.

60

дение епископа, что православная Церковь все-таки обязана снять соборно эти клятвы. Немаловажным упущением можно считать и то, что епископ совершенно не вспоминает никоновское «Изъяснение» 1653 года, о клятве патриарха Макария 1656 года, соборном постановлении против приверженцев древлеправославной традиции 1666 года. И наконец мнение о том, что гонения на старообрядцев были организованы гражданской, а отнюдь не церковной властью. И здесь натяжка: соборные постановления 1666—1667 гг., распоряжения патриарха Иоакима, сочинения канонизированного Димитрия Ростовского и многие другие труды православных иерархов прямо рассуждали о «телесном озлоблении» и история дает нам обилие фактов жесточайших преследований со стороны господствующей Церкви и инспирируемых ею правительственных органов*. Бывали случаи (и довольно частые), когда государственная администрация пыталась унять не в меру ревностных поборников русской инквизиции**.

Одной из важнейших причин векового раздора еп. Андрей справедливо считает цезаропапизм. Насильственные методы процесса изменения обрядов и правки богослужебных книг, примененных Никоном и царем, шли «разрез со сложившейся традицией в русском православии. И в последующее время правительственная опека давила на внутреннюю жизнь Церкви, и еп. Андрей сам неоднократно писал, насколько пагубно сказывается применение подобных методов на церковном организме до сих пор. Так можно ли было говорить об объединении с разваливающейся организацией?