Жизнь холостяка - [15]

Госпожа Декуэн и Жозеф, ожидавшие изгнанника у места его прибытия в Париж, во дворе конторы Королевского общества почтовых карет, были поражены, увидев, как изменилась в лице Агата. Пока раздавались поцелуи и отвязывались два чемодана, струха Декуэн заметила Жозефу:

— Твоя матушка за два месяца состарилась на десять лет.

— Здравствуйте, тетка Декуэн! — с таким нежным приветствием обратился подполковник к старой лавочнице, которую Жозеф сердечно называл «маменькой Декуэн».

— У нас нет денег на извозчика, — горестно сказала Агата.

— У меня есть, — ответил ей молодой художник. — У брата великолепный цвет лица! — воскликнул он, взглянув на Филиппа.

— Да, я обгорел, как трубка. А вот ты не изменился, малыш!

Жозеф, уже достигший двадцати одного года и к тому же ценимый несколькими друзьями, поддерживавшими его в дни испытаний, чувствовал свою силу и сознавал свое дарование. Он был представителем живописи в кружке молодых людей, посвятивших себя науке, литературе, политике и философии. Его задел презрительный тон Филиппа, еще подчеркнутый жестом брата, скрутившего ему ухо, как ребенку. Агата заметила некоторый холодок, которым сменился у г-жи Декуэн и Жозефа первый порыв их нежности; но она загладила все, рассказав им о муках, вынесенных Филиппом во время изгнания. Г-жа Декуэн, пожелавшая отпраздновать возвращение Филиппа, которого она потихоньку называла «блудным сыном», устроила самый лучший, какой только могла, обед, пригласив старого Клапарона и Дероша-отца. Всех остальных друзей дома просили прийти вечером, и они явились в полном составе. Жозеф позвал Леона Жиро, д'Артеза, Мишеля Кретьена, Фюльжанса Ридаля и Бьяншона — своих друзей по кружку. Г-жа Декуэн сообщила Бисиу, своему мнимому пасынку, что молодые люди будут играть в экарте. Сын Дероша, ставший по непреклонной воле отца лиценциатом юридических наук, также был на вечере. Дю Брюэль, Клапарон, Дерош и аббат Лоро присматривались к изгнаннику: его грубые манеры и обращение, голос, осипший от спиртных напитков, площадная речь и самый взгляд — все пугало их. И вот, пока Жозеф расставлял столы для карточной игры, наиболее преданные друзья окружили Агату, спрашивая ее:

— Что вы думаете делать с Филиппом?

— Не знаю, — ответила она. — Он и теперь не хочет служить Бурбонам.

— Очень трудно найти для него место во Франции. Если он не поступит в армию, то не скоро получит государственную службу, — сказал старик дю Брюэль. — Достаточно послушать его, чтобы понять, что он не сможет зашибать деньгу, как мой сын, изготовляя пьесы для театров.

По взгляду, которым ответила Агата, каждый понял, насколько ее беспокоит будущее Филиппа; и так как никто из ее друзей не мог оказать ей помощь, то все замолчали. Изгнанник, Дерош-сын и Бисиу играли в экарте, пользовавшееся в то время бешеным успехом.

— Маменька Декуэн, у брата нет денег на игру, — сказал Жозеф на ухо этой превосходной, доброй женщине.

Участница королевской лотереи пошла к себе, принесла двадцать франков и вручила их художнику, который незаметно сунул деньги Филиппу. Все гости уже собрались. За двумя столами играли в бостон, и вечер оживился. Филипп оказался плохим игроком. Сначала он много выиграл, потом проиграл и к одиннадцати часам задолжал пятьдесят франков Дерошу-младшему и Бисиу. Препирательства и споры за экарте неоднократно доносились до слуха спокойных игроков в бостон, украдкой поглядывавших на Филиппа. Изгнанник обнаружил столь скверный характер, что когда в последнюю ссору оказался впутанным Дерош-младший, — а он тоже был не из покладистых, — то Дерош-отец, вопреки очевидности, объявил, что сын не прав, и запретил ему продолжать игру.

Госпожа Декуэн поступила точно так же со своим внуком, начавшим отпускать шутки, которые, правда, были столь тонки, что Филипп не понял их, однако могли подвергнуть жестокого насмешника опасности, если бы одна из его стрел проникла в неповоротливый ум подполковника.

— Ты, верно, устал, — сказала Агата на ухо Филиппу. — Поди ляг спать.

— Путешествия образовывают юношей, — с улыбкой заметил Бисиу, когда подполковник и г-жа Бридо вышли.

Жозеф, встававший чуть свет и рано ложившийся, томился, дожидаясь конца этого вечера. На следующий день утром Агата и г-жа Декуэн, приготовляя в первой комнате завтрак, не могли не обменяться мнением, что вечера обойдутся очень дорого, если Филипп, по выражению г-жи Декуэн, будет «играть в такую игру».

Эта старая женщина, тогда уже в возрасте семидесяти шести лет, предложила продать свою мебель, освободить помещение на третьем этаже, — чего хозяин только и добивался, — а самой занять гостиную Агаты, с тем чтобы первая комната была превращена в гостиную, где заодно можно было бы и обедать. Таким образом в год сберегли бы семьсот франков. Такое сокращение расходов позволило бы давать Филиппу пятьдесят франков в месяц, пока он не найдет себе места. Агата приняла эту жертву.

После того как подполковник спустился вниз и мать осведомилась, хорошо ли он чувствует себя в своей маленькой комнатке, обе вдовы ознакомили его с положением семьи. Г-жа Декуэн и Агата располагали вместе пятью тысячами тремястами франков дохода, из которых четыре тысячи г-жи Декуэн были только пожизненными. Старуха Декуэн давала Бисиу, которого она вот уже полгода, как объявила своим внуком, шестьсот франков на содержание и столько же — Жозефу. Остатки ее доходов, равно как и доходы Агаты, шли на хозяйство и прочие их нужды. Все сбережения были израсходованы.