Жизнь древнего Рима - [27]
Остановимся вкратце на строительной технике римлян. Стены усадьбы, которую строил себе Катон (14), были выведены из щебня (caemeta), залитого для связи раствором из обожженной извести и песку. Этот способ стройки назывался «бутовой кладкой» — opus caementicium. Облицовка стен в разное время была разной: во II в. до н. э. для нее брали небольшие камни неправильной формы, чаще всего туфовые, и укладывали их без всякого порядка в штукатурке — поэтому и называлась такая облицовка «неточной» (opus incertum). С середины I в. до н. э. она «сетчатая»: в штукатурный раствор укладывают правильными рядами небольшие обтесанные кубики так, что стена производит впечатление туго натянутой сети. С императорского времени на облицовку идет обычно кирпич.
Бутовая кладка давала возможность строить и быстро, и дешево (мелкий щебень, битый кирпич, глиняные черепки, осколки мрамора — все шло в дело, а рабочих высокой квалификации не требовалось). В самом конце III в. до н. э. найден был секрет цемента, который, по словам Плиния, «сливал камни в одну несокрушимую массу, становившуюся крепче с каждым днем»: в известь вместо простого песку стали класть «путеоланскую пыль», особый вулканический песок (пуццолана). С этим цементом здания из бута могли стоять века и века. Требовалось только соблюдать некоторые правила, которые в Риме, с его лихорадочным строительством, преследовавшим сплошь и рядом цели грубо спекулятивные, слишком часто нарушались. Фундамент закладывали неглубоко, а дом выводили в 5–6 этажей, не заботясь о соответствии высоты и площади, занимаемой зданием по ширине. Август запретил строить дома выше 20.6 м, но запрещение это относилось только к домам, выходившим на улицу; дом, стоявший во дворе, мог быть и выше. Для цемента можно было взять не красную пуццолану, дающую самый крепкий цемент, а темно-серую, лежащую близко к поверхности, более дешевую, но не такую крепкую, и даже ее положить в меньшей, чем требовалось, пропорции; вместо каменных или кирпичных стоек, которые помещали для прочности между «блоками» залитого цементом бута, взять деревянные; внутренние перегородки сплести из хвороста. После страшного пожара 64 г. Нерон издал ряд очень разумных распоряжений, касающихся строительства: запретил употребление дерева в стенах, «сократил высоту зданий» (неизвестно, насколько по сравнению с нормой Августа), велел обводить дома по фасаду портиками, дома строить на некотором расстоянии один от другого и делать просторные дворы; расширил улицы. «Эти полезные меры придали и красоты новому городу» (Tac. ann. XV. 43). Можно не сомневаться, что в этом «новом городе» после страшных уроков пожара стали отстраиваться иначе, чем раньше. Дома на via Biberatica (за форумом Траяна) уцелели в значительной части до сих пор. До сих пор стоит инсула, выстроенная во II в. н. э. у западной стороны Капитолия. Но несомненно также, что настоятельная потребность в жилье и погоня за наживой заставляли, в обход всех указов Нерона, пользоваться при стройке и деревом, и необожженным кирпичом, брать для штукатурки глину с соломой, а для связующего раствора плохой слабый цемент. В Риме были хорошие инсулы, но были и плохие, и эти плохие не представляли собой единиц. Можно отмахнуться от Ювенала — что делать сатирику, как не ворчать и не выискивать худое, — но от указа Траяна, как от риторического бреда, не отмахнешься. По указу этому высота домов снижалась до 17.7 м, и мера эта мотивировалось тем, что дома «легко обваливаются».
Большим бедствием Рима были пожары. «Следует жить там, где нет никаких пожаров и ночных страхов. Уже Укалегон переносит свой жалкий скарб, уже дымится третий этаж, а ты ничего и не подозреваешь. В нижних этажах тревога, но последним загорится тот, который защищен от дождя только черепичной кровлей, где несутся нежные голубки» (Iuv. III. 197–202). «Пожары — наказание за роскошь», — нравоучительно замечает Плиний, заканчивая рассказ о «глыбах мрамора, произведениях художников и царских издержках», которых требуют дворцы его современников (XXXVI. 110). Огонь не щадил ни этих великолепных построек, ни бедных инсул: пожаром 64 г. были уничтожены и те и другие (Suet. Nero, 38. 2). Пищу огню давало дерево, широко применяемое в строительстве: двери, окна, балконы, потолки, наконец, мебель. О перегородках, сплетенных из ветвей, Витрувий пишет: «Лучше бы их и не придумывали! они сберегают место и время…, но при пожаре это готовые факелы» (II. 2. 20). И тут мы подходим к двум существенным недостаткам всех италийских инсул: к отсутствию воды и отсутствию отопления.
Римляне знали отопление горячим воздухом, но устраивали его только в банях, в отдельных комнатах своих усадеб и, во всяком случае, проводили его не выше первого этажа[57]. Жильцы остальных этажей обогревали свои комнаты отопительными приборами, несколько напоминающими огромные самовары (тем более, что в них кипятилась и вода), или простыми жаровнями вроде кавказских мангалов, бронзовыми или медными, часто очень красивыми, но император Юлиан, однако, чуть не умер в Лютеции, угорев от такой жаровни. Освещались комнаты светильниками и свечами. Достаточно было неосторожного движения, толчка, резкого жеста — и дерево занималось от просыпавшихся углей, от разлившегося и вспыхнувшего масла, горевшего в светильнике. И потушить его было нечем: воды в доме не было.
