Жизнь Давида - [10]

«Неужели и Саул во пророках?» Насмешка или вопрос с намеком, слегка притупившимся за века, но общая идея вполне ясна: для этого ширококостного, непреклонного, меланхоличного правителя и воина неприкрытый экстаз — это нечто неподобающее, даже комичное. Неприкрытость проявляется в обмене одеждами между Саулом и Давидом, потом между Ионафаном и Давидом. А экстатическое, обнаженное прославление Духа Божьего, безудержная мужская пляска повторится много лет спустя в сцене страшной ссоры между Давидом и Мелхолой.

Итак, под угрозой, которую несет патологическая злоба царя Саула, Давид проводит годы в положении главы мятежа, пирата, предводителя верных ему войск и перебежчика, вставшего на сторону филистимского царя Анхуса. «И собрались к нему все притесненные и все должники и все огорченные душею, и сделался он начальником над ними» (I Цар. 22, 2).

В таких условиях у Давида, исполнявшего роль каперского вожака или Робин Гуда, было не меньше двух десятков официальных жен и наложниц, а может быть, и больше. Много лет спустя, когда он станет царем Израиля и Иудеи, пророк Нафан напомнит ему, что, взошедши на трон Саула, он унаследовал его жен. И Мелхола — не единственная сильная фигура среди этих женщин, хотя она, наверное, была главной женой Давида, а в некотором смысле, если взять эмоциональную сторону вопроса, и единственной.

В то время, когда Давид и его банда скитались по земле в качестве идейных разбойников, они вступили в конфликт с человеком по имени Навал, который негостеприимно отказал им в пище, — хотя юные пастухи самого Навала уверяли его, что воины Давида защищают их стада и их самих. С точки зрения Навала, он оказывал сопротивление шайке головорезов. Но за сообщением о презрении, которое испытывал к Давиду Навал, следует фрагмент, свидетельствующий о том, что женщина в этом обществе совсем не обязательно была пассивным ничтожеством:

«Авигею же, жену Навала, известил один из слуг, сказав: вот, Давид присылал из пустыни послов приветствовать нашего господина, но он обошелся с ними грубо; а эти люди очень добры к нам, не обижали нас, и ничего не пропало у нас во все время, когда мы ходили с ними, быв в поле; они были для нас оградою и днем и ночью во все время, когда мы пасли стада вблизи их» (I Цар. 25, 14–16).

У Навала было зажиточное хозяйство. Авигея быстро собрала двести хлебов, два меха с вином и пять приготовленных овец, а также сушеные зерна, изюм и двести связок смокв и навьючила все это на ослов. Впереди себя Авигея послала слуг, чтобы они сообщили Давиду, что она собирается прийти с тяжело нагруженными ослами. «А мужу своему Навалу, — говорит текст, — ничего не сказала» (I Цар. 25, 19).

По дороге Авигея встретила Давида и его вооружейных людей. Давид посчитал, что Навала, отказавшегося накормить тех, кто защищал его пастухов, нужно соответствующим образом наказать. Поэтому его мысль выражалась примерно теми же словами и была наполнена тем же духом, что и у обычного разбойника или партизана: «Пусть то и то сделает Бог с врагами Давида и еще больше сделает, если до рассвета утреннего из всего, что принадлежит Навалу, я оставлю мочащегося к стене» (I Цар. 25, 22). Эта грубоватая поэзия означает, что Давид собирался убить всех мужчин в доме обидчика. Авигея простерлась на земле у его ног и взмолилась. Она воспользовалась тем, что имя ее мужа на древнееврейском языке может быть истолковано двояко:

«Послушай слов рабы твоей. Пусть господин мой не обращает внимания на этого злого человека, на Навала; ибо каково имя его, таков и он. Навал — имя его, и безумие его с ним. А я, раба твоя, не видела слуг господина моего, которых ты присылал» (I Цар. 25, 24–25).

И далее в том же духе, а еще Авигея предсказала триумф Давида и его власть над Израилем и сопроводила свой прогноз хлебом, вином, изюмом, овцами и фигами. Давид, в свою очередь, поблагодарил Авигею, и из ее слов о Навале, которые могут показаться бесчувственными или предательскими, он понял главное: она предотвратила кровопролитие: «Благословен разум твой, и благословенна ты за то, что ты теперь не допустила меня идти на пролитие крови и отмстить за себя» (I Цар. 25, 33).

Итак, Давид принял подношения Авигеи, и она возвращается домой к Навалу. А что Навал?

«И пришла Авигея к Навалу, и вот, у него пир в доме его, как пир царский, и сердце Навала было весело; он же был очень пьян; и не сказала ему ни слова, ни большого, ни малого, до утра. Утром же, когда Навал отрезвился, жена его рассказала ему об этом, и замерло в нем сердце его, и стал он, как камень. Дней через десять поразил Господь Навала, и он умер» (I Цар. 25, 36–38).

Навал, который в своей глупости оказался способен проигнорировать угрозы Давида убить его и всех «мочащихся к стене» в доме, даже безрассудный болван Навал, услышав из уст Авигеи рассказ об удаче и о любезности Давида, даже Навал, несмотря на все свое скудоумие и на самоуверенность, понял суть происходящего, и этого оказалось достаточно, чтобы его хватил удар или сердечный приступ. И когда через десять дней Навал умер, Давид «послал сказать Авигее, что он берет ее себе в жену» (I Цар. 25, 39).