– Ты прославился! – завопила Мелисса.
– О тебе говорят! – добавила Аллегра. – О тебе и о нас!
– Мы все прославимся! – подхватил Дуайт.
Приподнявшись на локте, Тоби развернул газету. Внутри – длинная статья, целых две страницы с черно-белыми иллюстрациями: фотография надутого Калеба; полицейский моментальный снимок матери Калеба анфас, лицо растерянное; дальше Кеннет Прагер, раненый, в каком-то маскарадном костюме – выходит, он – обозреватель «Таймс»? – и, наконец, сам Тоби, старый скверный снимок – где они только его отыскали – лицо да шея, сам костлявый, лохмы – словно из «Банды Брэди».[110] К большому удивлению и радости Тоби, о Генри не упоминалось.
Он почувствовал, как рядом с ним зашевелился Саша. Русский повернулся и увидел обступивших матрас ребят. Его это не обеспокоило. Слегка приподнявшись, он обнял Тоби сзади, сцепил кисти у него на груди.
– Это ты? – шепнул он, заглядывая ему через плечо. Тоби вернулся к первой странице.
– Ты на подпись посмотри, – посоветовал Дуайт. – Камерон Дитчли. Тот парень, который фотографировал.
– Видишь! – ткнула пальцем Аллегра. – И о нашем спектакле упомянули. Даже адрес дают. Народищу набежит…
– Любительская постановка! – напомнила Мелисса. – Больше пятнадцати баксов мы брать не вправе.
– К черту профсоюз! – махнула рукой Аллегра. – Мы так и так не зарегистрированы. Люди заплатят сколько угодно, лишь бы поглазеть на такую знаменитость. И это – только начало. Об этом еще месяцами будут говорить.
Тоби уже не слушал. Он лежал в кругу обожавших его друзей, совсем голый под простыней, так уютно устроившись в мускулистых, надежных, как спасательный жилет, объятиях Саши. Сашин напряженный член терся о его задницу – о да, у Саши тоже эрекция, – и они вдвоем созерцали первую страницу «Нью-Йорк Пост».
Может ли жизнь быть слаще?
