Жизнь - борьба - [13]

Вот появилась очень радостная кураторша Хильда Пруггер. «Василий, — обратилась она ко мне с порога, — половина билетов уже проданы за сегодняшнее утро, ты представляешь?» Очень удобный случай, на фоне наших успехов озадачить её новой проблемой. Со скорбной миной на лице, признаюсь о секретном поручении данном мне в России. Немного встревоженная, выслушав о задании зауральских купцов по спасению их денег вложениями в Швейцарских банках, она успокаивается, так как эта тема не касается её шпионской деятельности. «А чем тут я могу помочь, — заявляет она уверенно, — ты умный парень, спроси сам в любом банке как можно перевести к ним деньги и под какие проценты». Тут я перешёл к более деликатной теме. Признался, чуть не хныча, что на допросе в Царском селе мне пришлось рассказать жандармам про поручение наших купцов. Госпожа Хильда, журналистка и германская шпионка, заметно напряглась: «Что же дальше?» «Через час пришла женщина в богатом платье, — продолжал я вдохновенно врать, — расспросила меня заново и поручила передать знакомым в Германии, документы которые она мне выдаст перед отъездом». Вспомнил, как жандарм потом, строго наказал молчать в чём потребовал расписку. Дальше я подробно рассказал, как нам, с тётей Таней Трубецкой, разрешили остаться, чтобы ждать возможного вызова на аудиенцию к монаршим особам. «Даже оплатили проживание, — вспомнил я для достоверности, — наверное серьёзно хотели встретиться». Хильда поняла то, что должна была понять, но всё же с подозрением спросила: «А что же ты мне всё рассказал, если обещал молчать?» — ивнимательно заглянула в глаза. «Так мне деваться уже некуда больше, — признался понурив голову, — первую дорогу через Германию пролетели без остановки. Думаю, что и обратно мне не вырваться будет?» Как бы вспомнив только сейчас, добавил: «Кроме всего мне ещё вклад поручено забрать в Германии и перевести в Швейцарию на своё имя». Тут я в бессилии развёл руками, показывая, что мне действительно не имелось выхода. «Сколько ты бумаг подписал о неразглашении в жандармерии?» — задумчиво спросила шпионка. «Одиннадцать, — не задумываясь, тут же ответил я, — и ещё две, когда получил бумаги перед отъездом из Царскосельского». На её осторожный вопрос о тех бумагах, сразу вынул портфельчик и высыпал письма на стол. Все конверты не были запечатаны. Просмотрев бегло шапки писем, ошарашенно спросила: «Читал? Понял?» Она давно уже догадалась сама, но только чтение посланий доказало верность её первых подозрений. «Что же делать?» — задала она вечный вопрос русской интеллигенции. «Почта это ерунда, — сказал я равнодушно, — важнее вот этот конверт, с которым мне и нужна помощь» — вынул из мешка последнюю тонкую пачку документов. Там были официальные доверенности на моё имя и неофициальные письма банкиру и какому то Вилли. «Почему братцу Вилли наша императрица пишет отдельно от всех родственников, даже не знаю, — посоветовался я с кураторшей, — может ошиблась, и мне лучше послать их вместе с остальными, по почте?» Конечно я знал, что император Германии король Пруссии Вильгельм второй приходится двоюродным братом Александре Фёдоровне, но любопытно было увидеть реакцию собеседницы. Журналистка внешне замерла, внутренне переживая бурю эмоций и обдумывая десятки вариантов действий. Как я и ожидал, перевешивал все аргументы личный бизнес со мной, намеченный на сегодняшний вечер. Наконец она решила очень просто, — рассказать всё начальству и переложить все раздумья на них. На ближайшее выступление ещё была надежда, но на завтра и послезавтра ей приходилось расстаться с корыстными мечтами быстрого обогащения. «Меня наверняка заберут в Германию для разъяснения всех деталей» — понял её огорчение от сорванных гастролей. «Ты разрешишь на время взять твои письма, — определилась она со своими действиями, — тогда постараюсь помочь тебе выяснить, что с ними делать дальше». Я с видимым удовольствием избавился от тяжёлой обузы, чем обрадовал тётю Хильду. разрешившую мне гулять до обеда.

Навестил своих новых знакомых Ульяновых, где меня приняли с необыкновенным радушием и даже гордостью. «Кто бы знал, что я вчера кидала мелочь самому знаменитому мальчику в Цюрихе, — со смехом встретила меня тётя Надя. — Сегодня на базаре только и разговоров, что о чудо — ребёнке из Сибири. Дядя Володя крепко пожал мне руку, прошептав на ухо: «Спасибо за лечение, сняло как рукой ещё вчера!» В свою очередь, пообещал учиться как он мне велел, с тем чтобы передавать свои знания нуждающимся. Ленину понравилось слово «нуждающиеся», применительно к знаниям. «Верно ведь ты Василий вчера подметил, — вспомнил нашу беседу за обедом, — если крестьянин не захочет знаний, никакими силами его к ним не притащить». Недавно только французский писатель Анатоль Франс сказал: «Чтобы переваривать знания, надо поглощать их с аппетитом». Какой может быть аппетит к знаниям у мужика от сохи? «Нет, революцию можно делать только опираясь на самые активные классы, — рабочих и студенческой молодёжи» — горячась, как будто с ним спорили, выпалил он на одном дыхании. Мягко заметил, что студенты как будто не считаются классом у Маркса. Ильич согласился, что иная прослойка может быть полезнее чем весь базовый класс, такой как крестьянство. Рабочему, уже оторванному от средств производства, нечего терять кроме своих цепей, а у крестьянина всегда найдутся накопления инвентаря, построек каких-никаких, да и землица, передаваемая по наследству, имеется. «Значит крестьянин — потерянный для революции класс» — подвёл он черту своим рассуждениям.