Жизнь Бальзака - [35]

В начале 1822 г., когда Бальзак начал писать тот рассказ, он уже сделал для себя важный вывод: история всегда служила фоном для действий человеческих стад, именуемых народами; но пока на глаза внимательному наблюдателю попадали лишь пастухи и овчарки: «здесь еще остается многое сделать». Хотя в 1822 г. Бальзак еще сам не до конца осознал свою самобытность, он понимал, что необычный подход требует необычного оформления. «Час из моей жизни», полный отголосками из Лоренса Стерна и его прообразами реалистического романа, показывает, как привычка Бальзака раздувать микрокосмос, извлекать историю из крошечной отправной точки посылает роман на дорогу, которая впоследствии приведет к Прусту и Джойсу. Примечательно, что «Час из моей жизни» так и не был опубликован. Бальзак хотел достичь своих целей до того, как умрет; а для человека, которому только предстояло найти себя, это значило сначала подражать, а изобретать позже. И все же, несмотря на усердие и перспективу, он, как многие писатели в период перемен, созревал в праздности.

Прогулки часто уводили Бальзака за пределы города, к фабрикам на востоке, «предместьям, дорогам, величию пустоты», в ту часть Парижа, которую он считал «одной из самых величественных… с захватывающим видом»¹⁹⁵. Здесь находилось новое кладбище Пер-Лашез, открывшееся в 1804 г. Оно стало модным местом, куда по вечерам шли пешком и где гуляли между надгробиями, а затем возвращались в город в карете. Бальзак ходил на Пер-Лашез, когда писал «Кромвеля», потому что, как он объяснял Лоре, «из всех ощущений души труднее всего описать горе»¹⁹⁶. Надо сказать, что в том смысле его прогулки не увенчались успехом. Когда Карла I ведут на эшафот, монолог Генриетты заканчивается тем, что можно назвать лишь дешевым трюком: «Боже правый! Какое горе… Несчастная женщина! Молчи!.. Твои слезы напрасны». Зато Бальзак чувствовал себя как дома среди мертвецов; кладбище представлялось ему Парижем в миниатюре – со своими улицами и номерами домов, украшенных пирамидами и обелисками, греческими храмами, мавританскими джиннами и готическими развалинами. Оно напоминало библиотеку с книгами, в которых есть лишь первые и последние строки. Однажды он наткнулся на могилу майора, знакомого его семьи: «Надгробная надпись гласила: “Здесь покоится г-н Малле… скончавшийся 5 августа 1819 г. … Памятник воздвигнут безутешной вдовой”. Безутешной! Подумать только! По-моему, он должен был сам написать это»¹⁹⁷.

На кладбище Пер-Лашез Бальзак мечтал о вечности. Писатель, как ему казалось, должен умереть за много лет до того, как он выйдет, как он сам, из своей «воздушной гробницы» с шедевром в руках. Примечательно, что именно на кладбище Пер-Лашез заканчивается «Отец Горио». Растиньяк хоронит отца, брошенного дочерьми, одна из которых, Дельфина де Нусинген, стала его любовницей и его пропуском в высшее общество. Оставшись один в меркнущем свете, двадцатиоднолетний герой сливается со своим создателем:

«…он… прошел несколько шагов к высокой части кладбища, откуда увидел Париж, извилисто раскинутый вдоль Сены и коегде уже светившийся огнями. Глаза его впились в пространство между Вандомскою колонной и куполом на Доме инвалидов¹⁹⁸ – туда, где жил парижский высший свет, предмет его стремлений. Эжен окинул этот гудевший улей алчным взглядом, как будто предвкушая его мед, и высокомерно произнес:

– А теперь – кто победит: я или ты!

И, бросив обществу свой вызов, он, для начала, отправился обедать к Дельфине Нусинген».

Глава 4 Поэзия в грязи (1821—1822)

Срок аренды комнаты истекал в конце 1820 г. Вместе с ним закончились и надежды Бальзака на легкую победу. В отличие от Растиньяка он не пользовался расположением красивых жен богатых банкиров; не нашелся и отъявленный преступник, который помог бы ему завоевать Париж. В активе у него имелось несколько кип бумаги, содержащих законченную трагедию, которая никому не нравилась, и несколько неоконченных романов, которые никто не читал. В сентябре Бальзаку настал срок идти в армию; тогда армия комплектовалась посредством жеребьевки. Он вытянул большой номер и получил освобождение. В свидетельстве об освобождении записано: «Рост – 5 футов 2 дюйма» (гораздо ниже среднего). О роде занятий сказано: «студент-правовед». Подобная характеристика была примерно столь же точна, сколько и профессия «писатель». Единственное приглашение на званый ужин пришло из дома; Бернар Франсуа считал, что сын напрасно тратит время и драгоценные жизненные силы на множество мыслей. Лора собиралась уехать с мужем в Байе, и Оноре мог поселиться в ее комнате в родительском доме в Вильпаризи. К счастью, он сумел вносить свой вклад в семейный бюджет. Следующие два года, с перерывами, ему предстояло провести в Вильпаризи.

И все же, подобно Растиньяку в зловещем пансионе Воке, Бальзаку вскоре предстояло познакомиться с двумя добрыми феями-крестными, которые направят его по дороге к славе. Одна, «настоящий ангел»¹⁹⁹, даст ему нить, с помощью которой он с новой уверенностью вступит в лабиринт. Вторая была ангелом не столь небесного вида; она-то и занимает нас в данной главе. Вторая «фея» даст ему топор, с помощью которого можно прорубить себе путь к самой сердцевине. За несколько месяцев Бальзак научится превращать свои мечты в деньги – но какой ценой для себя и своего творчества?