Жизнь Антона Чехова - [42]
Некоторым отвлечением для Антона были студенческие шалости — правда, и они порой заканчивались печально. Как-то раз Антон, Коля, Левитан и еще один студент-художник скупили у лавочника апельсины и стали продавать их на улице так дешево, что лавочник вызвал полицию и студентов забрали в участок. Приехав после экзаменов к Ване в Воскресенск, Антон, Коля, Миша и еще трое молодых врачей из больницы в Чикино отправились пешком за 30 верст в Саввинский монастырь, а затем наведались к коллеге, доктору Персидскому, который работал в Звенигороде. За чаем у Персидского в саду они запели популярную в то время, но запрещенную песню на слова Некрасова «Укажи мне такую обитель». Откуда ни возьмись появился полицейский и составил протокол. Несмотря на вмешательство «Русской газеты» и влиятельных друзей, московский генерал-губернатор уволил Персидского из звенигородской больницы. Чехов впервые столкнулся с несправедливостью — и в его прозе зазвучали ноты негодования.
Летом Антон завел знакомства с людьми из высшего общества. В то время как Александр и Коля тянули его вниз, Ваня, заботясь о его репутации, представил его офицерам расквартированного в Воскресенске батальона — поручикам Егорову, Рудольфу и Эдуарду Тышко и полковнику Маевскому, отцу троих детей. Эдуард Тышко, дамский угодник, которого прозвали Тышечка в шапочке, был ранен в турецкую войну и появлялся на публике исключительно в черном шелковом головном уборе, скрывающем шрамы. Он близко сошелся с семейством Чеховых. Дружба с офицерами была подвергнута испытанию на прочность, когда поручик Егоров сделал предложение Маше. Идеал семейной жизни он, очевидно, почерпнул в «Домострое». Машу это озадачило, и она обратилась за советом к Антону. Тот в результате попросил Егорова оставить Машу в покое. Поэтому неудивительно, что поручик не очень любезно обошелся с Чеховым, когда на следующее лето Евгения Яковлевна сняла у него домик под дачу. Об этом она жаловалась Маше: «Мы хотим переехать из этой паршивой квартиры, так как Егоров ничего нам не оставил, всю посуду придется везти из Москвы <…> Вся мебель у него запечатана». Лишь семь лет спустя поручик Егоров восстановил с Антоном дружеские отношения.
Пригодились Ваниным братьям и другие его Воскресенские знакомства. Как-то раз после рождественского бала в сильную метель Ваню подвез до дому на санях один из гостей. Незнакомца звали Алексеем Киселевым, а в трех верстах от Воскресенска вверх по реке Истра у него было имение Бабкино. Киселев, обедневший дворянин, тосковавший по своей бурной молодости, был человек со связями. Жена его, Мария, женщина строгих нравов, занималась домашним сочинительством. Киселевы очаровались Машей и Антоном, и между ними завязалась долголетняя дружба. Перед Антоном впервые предстали два новых мира — офицерство, столь мастерски запечатленное им в «Трех сестрах», и потерявшее былое великолепие поместное дворянство. В Бабкине Маша обучилась благородным манерам. Сблизился Антон и с интеллигенцией, например Павлом Голохвастовым, мировым судьей и славянофилом, а также с его женой, писавшей пьесы. Киселевы и Чеховы вместе удили рыбу и играли в крокет. Антон заигрывал с их горничными и молочницами. Однако, в отличие от прочих дачников, он еще и работал — помогал доктору Архангельскому в клинике села Чикино. Как видно из рассказов 1883 года, Антон приобрел не только светский, но и врачебный опыт.
В отсутствие Антона Павел Егорович посылал в Воскресенск ворчливые письма: «Мы тебя ждем с нетерпением, пора зa квартиру платить деньги <…> Хороши дети, оставили Мать болящую, гуляют. Хорошо, что Бог спас, а у Вас и жалости нет. Павел Терпящий».
Евгения Яковлевна тоже намеревалась покинуть московскую квартиру. Антон убедил Александра, что пользы от нее в Таганроге будет больше, чем от Фенички: «Мать сильно просится к тебе. Возьми ее к себе, коли можешь. Мать еще бойка и не так тяжела, как тетка». Мать покорно подчинилась принятому сыновьями решению, но все обернулось самым скверным образом. В доме Александра царил невыразимый хаос. Прислуга делала что хотела. Месячное жалованье Александра разлеталось в считанные дни. Анна была никудышной хозяйкой — дом зарос грязью. Евгения Яковлевна, и прежде терявшаяся в критических ситуациях, даже не имела возможности спокойно выпить чашку кофе. Людмила с Митрофаном помочь ей не могли — они уехали в Москву проведать Павла Егоровича. Не прошло и недели, как мать семейства запаниковала: «Антоша, пришли мне ради Бога хоть рубль, да скорей, у отца боюсь просить. Мне хлеба к чаю покупать, а и когда и поужинать что-нибудь. <…> Пожалуйста, пришли мне денег на проезд хоть с Митрофаном Егоровичем. Все равно, мне нельзя без них выехать. Я им отдала сундук плетеный, такая тоска, боюсь, чтобы не заболеть. <…> Я такого горя в жизни еще не испытывала <…> Саша наш такой несчастный, каких мало бывает, хоть бы Коля приехал. Е. Чехова. Пожалуйста, отвечайте, да никому не напоминайте, что я жалуюсь»[73].
Проку от Евгении Яковлевны не было никакого — она сама нуждалась в поддержке и защите. Через две недели мать семейства вернулась в Москву, выпросив у сыновей денег на билет.
