Жизнь Амаль - [23]

– Здесь так спокойно, правда?

Набила вышла и присоединилась ко мне в саду, примыкавшем к веранде. Металлическую чашу с молоком она поставила на траву. Кот подошел к Набиле, потерся о ее ноги и замурлыкал.

– Он бездомный. – Набила погладила кота. – Бродил здесь целую неделю, когда я только приехала. С тех пор кормлю его молоком. Я назвала его Чоту.

– Хорошенький, – осторожно заметила я.

– Да, – ответила Набила. – Когда я впервые пришла сюда, то старалась почаще сидеть возле этих цветов. – Она указала на фиолетовые цветы неподалеку. – Не знаю, как они называются, но такие же росли у дома родителей. Я обычно смотрю на них долго-долго, и на какое-то время мне удается представить, что я дома.

Это были первые слова, которые она сказала мне без привычной злобы.

– Когда ты попала сюда? – спросила я.

– Мне было девять лет, – ответила Набила. – Столько же, сколько сейчас Фатиме.

– За долги?

– Да не было никаких долгов, пока меня не привезли сюда. – Ее лицо потемнело. – Меня продали за шесть коз и корову. На свадьбе моей старшей сестры. Мои родители обещали, что они вернутся за мной, как только уплатят долг.

– И что же, они так и не вернулись?

– Вернулись. Чтобы взять в долг еще денег. Возможно, они могли расплатиться, но потом оказалось, что надо вернуть деньги, которые я задолжала здесь за проживание.

– Мы должны платить за то, что живем здесь?!

– А разве ты не знаешь? Ничто не дается бесплатно. Ни горелые лепешки, ни кровать, в которой мы спим. Во всяком случае, для нас с тобой. У Мумтаз, Хамида, Токира и некоторых других все по-другому. Им платят за работу, и они могут жить либо здесь, либо у себя дома, со своими семьями, а мы с тобой не свободны. Мы отрабатываем долги, но еда, которую мы получаем, простыни на кроватях и даже крыша над головой – все это учтено и добавлено к основному долгу.

– Но в этом же нет никакого смысла. Если он хочет, чтобы мы жили здесь, как мы тогда вообще сможем расплатиться?

– Мы не сможем.

Я вспомнила об отце. Он обещал вернуть меня домой, как только вернет долги. Но как же он сможет заплатить Джаваду Сахибу, если каждая минута, проведенная здесь, только увеличивает общий долг?

Чтобы успокоиться, я опустилась на скамейку. Нет, наверное, Набила все-таки ошибалась. Так просто не может быть! Но если она права, значит, я никогда не буду свободна? Внутри у меня все кипело. До этого момента я просто понятия не имела, что разбитое сердце – это не просто слова, что это можно почувствовать…

– Со временем станет легче, – сказала Набила. – Посмотри на меня или на Фатиму.

– У Фатимы есть отец, – сказала я.

– Хамид ей не отец.

– Как? – Я взглянула на Набилу. – А что с ней случилось? Почему она здесь?

– Самая младшая из семи девочек – вот что с ней случилось, – ответила девушка. – Ее бросили здесь, когда ей было шесть лет. До сих пор помню тот день, когда Фатима свернулась калачиком в углу помещения для слуг. Кажется, Хамид был похож на ее отца, потому что она бросилась к нему и крепко обняла. Звала его папой. Раньше я никогда не видела, чтобы он испытывал к ней какие-то чувства, но потом он стал присматривать за ней, как за своей дочерью.

Как же это все мерзко! И неправильно! Но разве мой отец не говорил, что жизнь несправедлива? Теперь я поняла, насколько он был тогда прав…

Глава 25

Когда взошло солнце, я вышла в сад. Небо пересекали розовые и фиолетовые полосы. Я потратила еще одну ночь на массаж головы Насрин Баджи. Наконец она заснула, и я смогла выскользнуть из комнаты. Лицо госпожи закрывала темная маска для сна. У меня от усталости болели глаза. Вчерашние слова Набилы не давали мне покоя.

В нескольких шагах от моих ног приземлился серый воробей. Сафа гонялась за каждой птицей, которая садилась возле нашего дома. Омар шутливо обещал, что наградит Сафу, если та поймает птицу. До сих пор я не понимала, как тесно переплетаются в голове разные воспоминания. Ты вспоминаешь одно, а оно тянет за собой второе, за ним третье – и ты уже тонешь в волне воспоминаний, которая готова захлестнуть тебя целиком…

Я думала, что со временем мои воспоминания станут не такими яркими и будет не так больно, но горе – забавная штука. Минуту назад я думала, что смирилась, но потом вспомнила свой дом так ясно, что, казалось, могу почти что дотронуться до него. Тоска пронизала все мое тело… По щекам покатились слезы. Зачем я это сделала? Почему в тот день на рынке я дала волю своему упрямству? Сожаление о содеянном, как я осознала теперь, оказалось острее самого острого ножа…

Воробей еще немного поклевал что-то, потом взмахнул крыльями, поднялся над верхушками деревьев, перелетел через кирпичные стены и пропал из виду. Я почувствовала, что рядом кто-то есть. Оглянувшись, я напряглась. Это была Набила.

– Тебе сейчас трудно, но со временем станет полегче, – проговорила она.

– Это невозможно, – ответила я.

– Знаешь, я храню свою семью, друзей, свою старую жизнь – все, что мне так дорого, – в отдельной части моего сердца. И стараюсь не заходить туда слишком часто. Чем больше разных воспоминаний ты держишь закрытыми, тем меньше они могут тебя ранить.

Но как я могла забыть своих родных и друзей? Было мучительно больно думать о них, но я не собиралась их забывать только потому, что оказалась в этом поместье. Если бы я перестала вспоминать свою прежнюю жизнь, зачем тогда вообще жить?