Жижи - [3]

– Но, бабушка, – пыталась защитить подругу Жижи, – ведь Лидия не виновата, что барон сделал ей подарок.

– Замолчи! Я не барона осуждаю. Барон знает, что делает. Но элементарный здравый смысл требует, чтобы мать Лидии до поры до времени положила кольцо на хранение в банк.

– До какой поры, бабушка?

– Пока барон не предпримет дальнейших шагов.

– А почему нельзя держать его дома в шкатулке?

– Потому что надо быть предусмотрительной. Барон вполне может передумать. Но если он высказал что-то определённое, госпоже Поре следует забрать свою дочь с курсов. Ты меня весьма обяжешь, если не станешь ходить на занятия с малюткой Поре, пока всё не прояснится. Бывают же такие люди!

– А если она выйдет замуж, бабушка?

– Выйдет замуж? За кого?

– Ну, за барона…

Госпожа Альварес с дочерью недоуменно переглянулись. «Эта девочка приводит меня в отчаяние, – пробормотала Андре. – Она словно с луны свалилась».

– Так как же, бедный мой Гастон, – заговорила госпожа Альварес, – всё это правда, ваша ссора с Лианой? С одной стороны, может, всё это и к лучшему. Но, конечно, я понимаю, как для вас всё это неприятно. Кому же тогда доверять, хочу я вас спросить…

Бедный Гастон слушал её, прихлёбывая горячий настой ромашки. Он действовал на него умиротворяюще, как и закопчённый плафон, и старый широкий абажур зелёного стекла: Гастон ещё помнил, как под ним висела газовая лампа. С обеденного стола так и не убрали содержимое корзинки для рукоделия, тут же лежали забытые Жильбертой тетради. Над пианино красовалась увеличенная фотография восьмимесячной Жильберты, на стене напротив – портрет Андре в костюме для спектакля «Если бы я был королём». Весь этот уютный беспорядок, луч весеннего солнца, запутавшийся в гипюровых занавесках, тепло от маленькой печурки, в которой постоянно поддерживался небольшой огонь, проливались целительным бальзамом на больные нервы богатого, одинокого и обманутого Гастона.

– Так вы в самом деле страдаете, мой бедный Гастон?

– Честно говоря, не так уж я и страдаю, я просто чувствую себя по уши в… одним словом, мне всё это омерзительно.

– Не будет ли с моей стороны бестактностью, если я спрошу вас, как всё это случилось, – вновь заговорила госпожа Альварес. – Я, конечно, читала газеты, но можно ли им верить?

Лашай дёрнул себя за ус, над которым потрудился парикмахер, провёл рукой по своей пышной шевелюре.

– О! Всё старо как мир. Она дождалась подарка ко дню рождения, а потом сбежала. И не нашла ничего лучшего, как спрятаться в маленькой деревеньке в Нормандии. Когда в трактире всего две комнаты, выяснить, что одну занимает Лиана, а другую – некий Сандомир, балетмейстер из Ледового дворца, дело нехитрое.

– Это ведь он ставил вальс для Полэр, не так ли? Да, современные женщины совершенно не умеют держать мужчин на расстоянии. И сразу после дня рождения… Ах, как это некрасиво. Я бы даже сказала, неприлично.

Госпожа Альварес задумчиво мешала ложечкой ромашку, отставив в сторону мизинец. Когда она опускала взгляд, веки не прикрывали полностью её выпуклые глаза и сходство с Жорж Санд становилось разительным.

– Я подарил ей ожерелье, – сказал Гастон. – Да ещё какое. Тридцать семь жемчужин. Центральная была с мой большой палец.

Он выставил вперёд свой белый ухоженный палец, и госпожа Альварес осмотрела его с интересом и восхищением, подобающими такой редкой драгоценности.

– Вы умеете жить, – заявила она. – Свою роль вы сыграли прекрасно.

– Ага, роль рогоносца.

Эту реплику госпожа Альварес пропустила мимо ушей.

– На вашем месте, Гастон, я бы постаралась ей отомстить. Завела бы себе любовницу из высшего света.

– Сомнительное лекарство, – отвечал Гастон, в рассеянности принявшийся сосать леденцы.

– Впрочем, лекарство может оказаться опасней самой болезни, – осторожно заметила госпожа Альварес. – Может, и не стоит менять кукушку на ястреба.

Они помолчали. Сверху доносился приглушённый звук пианино. Гость молча протянул пустую чашку, и госпожа Альварес вновь наполнила её.

– У вас всё в порядке? Как поживает тётя Алисия?

– Сестра, знаете, совершенно не меняется. Очень замкнута, вся в себе. Говорит, что предпочитает жить прекрасным прошлым. Всё вспоминает испанского короля, Милан, своего хедива и полдюжину раджей. Как вам это нравится? Но с Жижи она очень мила. Алисия, и тут она права, находит её немного заторможенной и заставляет над собой работать. На прошлой неделе учила её есть омара по-американски.

– Зачем?

– Алисия утверждает, что это очень важно. Говорит, что омар по-американски, яйца всмятку и спаржа – это три пробных камня в воспитании. Неумение обращаться с этими блюдами разбило множество семей, так она считает.

– Возможно, – задумчиво сказал Лашай. – Возможно.

– О! Алисия далеко не глупа… А Жижи ведь так любит поесть, только подавай. Вот если бы голова у неё работала так же, как челюсти… Но она ведёт себя как десятилетний ребёнок. Скоро праздник Цветов, вы помните? Вы опять собираетесь нас поразить?

– А вот и нет, – проворчал Гастон. – Я собираюсь сэкономить на розах, раз уж у меня есть предлог.

Госпожа Альварес молитвенно сложила руки.

– О, Гастон. вы этого не сделаете! Без вас всё это шествие будет похоже на траурный кортеж.