Жизель - [55]

– Как вы узнали? – почти крикнула она.

– Узнала что? – вопросом на вопрос спокойно ответила Джейн.

– О том, что я пишу.

Джейн холодно смотрела на нее.

– Нападение иногда лучшая форма защиты, но не в этом случае. Впервые я узнала о вашем существовании в офисе издательства час назад. Полагаю, вы узнали обо мне тем же образом, только несколько раньше. Это ставит нас практически в равные условия. Я знаю, вы не могли прочитать мою рукопись. Я знаю, что не читала вашу. Начинать с обвинений – напрасно терять время. Мы должны выяснить, что же случилось в действительности. Я… я… – но здесь она остановилась без малейшего понятия о том, что говорить дальше.

– Возможно, у вас здесь есть копия рукописи, – предположила миссис Мортридж.

Джейн задумалась, а затем, не говоря ни слова, подошла к своему столу, отомкнула нижний ящик и вынула кипу листов. Также молча она отдала ее.

Миссис Мортридж приняла листы без колебаний. Она прочитала страницу, несколько мгновений в изумлении смотрела на нее, затем начала читать следующую. Джейн прошла в спальню, немного постояла, глядя в окно. Когда она вернулась, пачка листов лежала на полу, а Лейла Мортридж, нагнувшись над ними, рыдала, закрыв лицо платком.

Джейн присела, мрачно глядя на листы и рыдающую женщину. На секунду внутри стало холодно и мертво, словно при заморозке, когда знаешь, что скоро придет боль. Сны убиты, а она страшно боялась жить без них…

Сновидения начались примерно год назад. Время и место происходящего она не знала, да и не хотела знать. Совсем и не Земля, возможно, поскольку в этой неувядающей Аркадии всегда были весна или раннее лето. Она лежала на песчаном берегу, и совсем рядом росла трава, похожая на зеленый бархат. Чуть ниже протекал небольшой ручей, и его чистая вода струилась по ровным белым камням. Голыми ногами она взбивала прохладную свежесть воды. Руки согревали мягкие солнечные лучи. На ней было простое белое платье из хлопка, украшенное небольшими цветами.

Повсюду среди травы росли цветы. Она не знала их названий, но могла детально их описать. Птаха размером с лазоревку села поблизости, набрала в клюв воды, посмотрела на нее стеклянным глазом и улетела прочь. Легкий ветер прошелестел по высокой траве. Все ее тело с наслаждением впитывало теплоту солнца, словно это был эликсир жизни.

Смутно ей помнилась другая жизнь, полная работы и суеты, но она ее не интересовала: т о были сны, а это – реальность. Она чувствовала ногами рябь на воде, траву под кончиками пальцев, лучи солнца, различала цвета, звуки и запахи; ее чувства были так остры, как никогда до этого. Она не просто жила, но была частью потока жизни.

Вдалеке она заметила фигуру, приближающуюся к ней. Нарастающее возбуждение пронзило каждую клетку ее тела, ее сердце затрепетало, но она не шевельнулась. Она лежала, подперев щеку рукой. Другую щеку закрывала прядь волос, тяжелая и мягкая как шелк. Она закрыла глаза, но ощущение единения с окружающим миром стало еще сильней.

Она услышала легкие приближающиеся шаги. Что-то мягкое и свежее коснулось ее груди, и запах цветов окутал ее. Она не шевелилась, только открыла глаза. Голова с короткими черными волосами склонилась над ней. Карие глаза смотрели ласково. Губы слегка тронула улыбка. Она протянула обе руки и обняла его за шею.

Так это началось. Сентиментальные грезы школьницы, но такие сладостные и столь близкие к реальности, что предстоящий день казался еще более унылым. Радость постепенно угасала в обыденности обстановки, и она оставалась с чувством потери, словно ее обокрали. Казалось, там, в грезах, была ее настоящая, главная суть, а днем она исполняла серую механическую роль – анимированного существа не вполне живого в не вполне живом мире.

Следующей ночью сон пришел опять. Не повтор, продолжение. Тот же пейзаж, те же люди, которых она знала, казалось, всю жизнь, тот же мужчина и она. Мир, к которому она уже привыкла. Коттедж, который она могла описать до мельчайших деталей. Ее работа, за которой ее пальцы порхали среди бесчисленных катушек, плетя изысканные кружева на черной подушке. Соседи, с кем она разговаривала, девушки, с кем она выросла, молодые люди, улыбающиеся ей, – все они были абсолютно реальны. Они казались даже более реальными, чем мир офисов, магазинов готового платья, редакторов. Пробуждаясь, она начинала себя чувствовать серой среди серых: в ее деревенском мире она была живой, чувственной – и любила…

Первую неделю или две она открывала глаза и возвращалась в повседневный мир с болезненной неохотой, боясь, что сны уйдут от нее. Но они не кончались. Они продолжались, становясь все более явственными. Она боялась поверить в постоянство сновидений, опасаясь пустоты, которая наступит, если они прекратятся. Но шли недели, и она поверила и стала еще больше любить их. Как только она поверила, грезы эти стали расцвечивать, скрашивать скуку ее жизни. Ей доставляло удовольствие замечать детали, на которые раньше не обращала внимание. Менялась оценка окружающего, росло чувство отчуждения. Однажды она поняла, насколько сильно изменились ее интересы, исчезла истеричность.