Живые в эпоху мёртвых. Дилогия - [12]

Бешеная женщина была уже совсем рядом. Она приближалась неминуемо как сама смерть. Старик задыхался. Сил бежать уже не было.

— Врешь! Не возьмешь! — крикнул он в ее сторону.

Собственный голос добавил ему сил. Он кинулся мимо мертвячки в сторону выхода. Скользкая ледяная рука схватила его за рукав, но он дернул руки изо всех сил. Тетка потеряла равновесие и упала на асфальтовое покрытие.

Старик полубезумно хохотнул, но через несколько шагов он упал сам, больно ударившись локтем и больными коленями. Он запнулся об металлический башмак, который валялся на парковке. Их подставляли под колеса автомобилей, которые останавливались на наклонном пандусе, чтобы те не покатились вниз. Сначала были пластмассовые башмаки, но их быстро раздолбали. Эти башмаки гнул и варил местный сантехник.

Морщась от боли, старик сел на пятую точку. Сумасшедшая тетка ползла к нему, разинув рот. Он видел ее глаза. Вот это было по-настоящему страшно. Два глубокие мутные буркала, не мигающие, замершие. Казалось, что сквозь эти мутные стеклянные шарики кто-то смотрит на тебя с той стороны голодный и злой. Это нечто начинает тебя жрать уже одним взглядом.

Тетка схватила старика за ботинок. И начала подтягиваться к нему. Старик схватил роковой металлический башмак и со всей силы ударил им по ободранной руке с обломками маникюра. Ударил еще. Потом бил снова и снова. Кости страшно трещали и хрустели под ударами. Старик подался вперед всем телом и ударил тетку по голове. Она упала на бок, но опять начала подниматься. Старик размахнулся и со всей силы ударил ей железным башмаком как раз за ухо. Острый угол стального башмака воткнулся в череп и застрял. Дама сразу свалилась на асфальт и больше не двигалась. Старик медленно поднялся. Ушибленные места болезненно саднили. В его сторону со стороны улицы шел еще один покачивающийся силуэт.

Старик не стал дожидаться второго претендента на схватку, а со всей возможной скоростью припустил в спасительный подъезд.

Заскочив в подъезд, он дождался, пока успокоится бешеное сердцебиение. Два таких нападения в один день — это было уже более чем достаточно, даже чересчур. Никуда он больше не пойдет.

К своей каморке старик шел, опираясь ладонью на стену. Но не из слабости, просто так ему было спокойнее. Не зря говорят, что дома и стены помогают. К своему удивлению, Ефимыч увидел гостя. В его аквариуме сидел Тришаков.

— Привет, деда. Ты куда это запропастился?

— Я в паркинг ходил подземный. Мне ваш оттуда позвонил…

— Как позвонил? Он же мертвый.

— Никакой он не мертвый. Я сам видел, как он в будке у стекла стоит. Он мне еще руками махал и в стекло стучал. Наверное, о женщине бешеной хотел предупредить.

— Дедушка, апокалипсис вокруг. Мертвые оживают. Конец мира пришел. Они не бешенные, они мертвые. А если тебя такой укусит, то и ты сам таким станешь. Эпидемия, дедушка, в городе. Войска ввели. Ты посмотри внимательно, что вокруг творится. Я сегодня мертвяка ходячего убил, так у него в груди еще до этого дыра размером с мой кулак была сквозная. А он ко мне бегом побежал. Вот такие дела, дедушка.

Старик молча перекрестился. Он верил в Бога, но как-то неуверенно, сказывалась комсомольская юность и коммунистические установки зрелого возраста. Библия у него была. Но читал он ее редко и кусками, только когда находило на него такое настроение. А из молитв он знал только "Отче наш". Не было у него того религиозного оголтелого рвения, как у престарелых соседок. А вот сейчас на его глазах наступал конец времен. Нечего ему было сказать. Он принял это как должное.

— Дедуля, я сейчас уеду отсюда и не вернусь сюда никогда. Давай, я тебя с собой заберу или к твоим тебя увезу. Погибнешь ты тут.

— Не-е-е, я не могу. Тут утром Герыч должен появиться. Так я прихода ждать буду.

— Чего? — глаза крупного парня полезли на лоб.

— В шесть у меня сменщик должен подойти. Гера его зовут. Так я….

Пояснения деда прервал гомерический хохот Тришакова.

— А я уж решил, что ты наркоман, — выдавил из себя красный как рак бугай.

Он смеялся и вытирал слезы на раскрасневшемся лице.

— Ладно, дедушка, рассмешил. Но сейчас решай: со мной поедешь или приход от герыча ждать будешь.

— Нет, сынок. Зачем тебе я? Сейчас ты меня пожалел, а потом жалость твоя во что превратиться? То-то и оно. Но все равно, спасибо тебе. Дай Бог тебе здоровья и деткам твоим.

— Да не женатый я еще. Полгода как с армии пришел. Дедушка, сотовая связь еще работает. Я тебе на столе номер свой оставил. Если к родственникам увезти или в деревню, позвони. Если получиться, то обязательно приеду.

— Городской я, сынок. И дачу продал давным-давно. А дочка у меня в Германии живет, а сын со сношкой и внученком погибли еще в девяностые. Вот такая вот петрушка. Один я как перст. Да и сколько мне жить осталось, сам посуди. Не хочу обузой быть. Жил как-то до этого, да и жить буду, пока Бог не приберёт.

— До свидания дедушка. Не прощаюсь, заметь.

Парень помахал ему рукой и пошел размашистой походкой на улицу.

Старик заплакал. Сейчас он был счастлив. Ему сделали самый лучший подарок за последние годы.

Старик просидел так до утра. Нужно было дождаться сменщика Геру. Гера или Герман Германович раньше был преподаватель теории Марксизма-Ленинизма и политической экономии в университете, а сейчас прозябал в одной со стариком должности. Гера выгодно отличался от хамоватого и несдержанного Пети. С Герой они работали уже года два, а то и три. Их можно было назвать даже друзьями. Они часто созванивались и делились друг с другом воспоминаниями, новостями, хворями и прочими стариковскими разговорами, поздравляли друг друга с праздниками. Не мог его старик подвести.