Живущие во льдах - [4]

Одно из последствий «хозяйственной» деятельности человека — гибель птиц от нефти, мазута и других загрязнений морских вод. Например, в 1957 году вблизи шведского острова Готланд в Балтийском море погибло, попав всего лишь в одно нефтяное пятно (а сколько таких пятен плавает сейчас на поверхности морских вод!), более тридцати тысяч зимующих морянок. Не удивительно, что в последующие годы заметно уменьшилось число этих тундровых уток на их родине, в шведской Лапландии.

Еще больший урон человек наносит животному и растительному миру непосредственно на Крайнем Севере. И не только потому, что здесь тоже растет число охотников (это обстоятельство, конечно, также следует принимать во внимание). Необходимо учитывать невольный ущерб, который наносят местным животным люди, даже полные самых добрых чувств к «братьям меньшим», но незнакомые с их нравами. Здесь особенно сильно проявляются вредные последствия так называемого «фактора беспокойства»: достаточно вспугнуть наседку, и гнездо пропало: ведь в тундре оно всегда на виду у хищников! Часто находятся любители сфотографировать вблизи лежбище моржей, вообще посмотреть на этих исполинов, потрогать их, Между тем не требуется больших усилий, чтобы вызвать панику на моржовом лежбище, а она нередко заканчивается тем, что животные давят друг друга и на месте залежки остаются десятки их трупов.

Человек двинул сюда могучую технику и использует ее, подчас не учитывая особенностей местной природы. Ведь даже след проехавшего летом трактора или вездехода оставляет в- тундре на десятилетия незаживающий шрам. Гусеницы сдирают с грунта моховую дернину, в колеях быстро протаивает мерзлота, в них зарождаются и растут овраги. С этого начинается эрозия почв. Подсчитано, что один вездеход или трактор, пройдя всего три километра, уничтожает гектар тундровой растительности. А если тракторов много?

Даже если в этом нет большой нужды, человек нередко сводит или изреживает северные леса. А ведь здесь, на северном пределе произрастания древесной растительности, эти леса не только украшают пейзаж, дают приют многим пернатым и четвероногим обитателям, но и смягчают климат. Срубить такое дерево — значит открыть доступ ветру и пурге. Пожары часто тоже плод человеческой деятельности. И они приносят тундре не меньший урон, чем лесу. Больше того, в отличие от леса сожженные здесь ягельники — важнейшая составная часть оленьих пастбищ — уже не восстанавливаются, и на их месте образуются скудные пятнистые тундры.

С развитием промышленности на Севере возникают неожиданные проблемы. Так, газо- и нефтепроводы иногда оказываются препятствием на пути мигрирующих стад северных оленей. Поэтому при их сооружении устраиваются специальные проходы для животных, более тщательно изучаются пути миграций оленьих стад.

Вот несколько хрестоматийных примеров — порой полезно бывает вспомнить о них лишний раз! В штате Висконсин в США местное орнитологическое общество установило бронзовую мемориальную доску с надписью: «В память последнего висконсинского странствующего голубя, убитого в Бабконе в сентябре 1899 года. Этот вид вымер из-за алчности и легкомыслия человека».

И не только странствующий голубь. Менее чем за триста последних лет в мире исчезло по крайней мере семьдесят пять видов одних только птиц. И это неповторимая утрата, поскольку любой вымерший вид исчезает навсегда, и никакими усилиями воскресить его нельзя. А между тем очень часто исследователи открывают в животных, казалось бы «бесполезных», нечто очень нужное и ценное для человека.

Особенно реальна опасность исчезновения тех видов, которые распространены на очень небольших площадях или представлены малым числом особей. Не случайно так сильно обеднели именно островные фауны: за короткое время, например, на острове Бонин вымерло не менее трети, а на островах Лайзсан и Мидуэй (все эти острова находятся в Тихом океане) — более половины местных птиц и млекопитающих. Гавайские острова потеряли около половины, остров Гваделупа (Малые Антильские острова) — около трети аборигенных видов пернатых. Да и дронт, нелетающий голубь, стоящий во главе траурного списка утерянных человеком животных (он был окончательно истреблен в 1681 году, и с него началась документально засвидетельствованная хроника потерь. Именно в связи с ним родилась английская поговорка «Мертв, как дронт», то есть мертв действительно, по-настоящему), тоже был ограничен в своем распространении лишь несколькими островами в Индийском океане.

Фауна Севера тоже понесла утраты, и они особенно тяжелы, потому что здесь вообще обитает относительно немного видов животных.

На Таймырском полуострове, возможно, еще двести — триста лет назад были истреблены последние из евразийских овцебыков, но подробности этой печальной истории остаются неизвестными. Известна зато и поучительна судьба стеллеровой морской коровы и очкового баклана. Они были открыты в 1741 году на ранее необитаемом острове Беринга (Командорские острова) участниками русской Великой Северной экспедиции. Особенно замечательными животными были морские коровы.

Судя по сохранившимся описаниям и рисункам, по нескольким скелетам, что хранятся в зоологических музеях, длина тела морских коров достигала девяти-десяти метров, окружность тела — пяти метров, а вес — четырех тонн. Передние конечности их были коротки и недоразвиты, задних конечностей не было; туловище, как у китов, заканчивалось плоским, расположенным в горизонтальной плоскости хвостом. «До пупа это животное похоже на сухопутных, — писал Георг Стеллер, натуралист экспедиции, — а далее до хвоста — на рыбу». Во рту у них помещались роговые пластины, выполнявшие роль терок.