Живун - [44]
— Сегодня наш праздник, а не красный!
— Но-но, полегче! — Куш-Юр помрачнел. — Знай помалкивай! Не забывай, из какого гнезда выпорхнула!
Плохо знал Куш-Юр женскую психологию, а то лучше бы ему отшутиться. Потому что Эгрунь особым женским чутьем угадывала, что не безразлична она председателю, и нисколько не испугалась его злых слов, отмахнувшись от них, как от легких пылинок. Смерив Куш-Юра насмешливым взглядом, она ответила, не скрывая издевочки:
— Ох, укорил, испугал. Награбил добра, а одежи себе не справил. Как Тихэн полоумный ходишь. — И, залившись смехом, подхватив под руку первого попавшегося парня, павой поплыла в сторону гармониста.
Это было неслыханной дерзостью. Не то что с председателем, а с любым мужчиной в таком тоне ни одна девушка еще не говаривала. Но уж так комично было сравнение с Тихэном, известным в селе дурачком, который круглый год ходил одетый по-зимнему, в рваной малице и драных меховых пимах, что трудно было сдержаться не только парням, загоготавшим во все горло, и даже самым скромным девчонкам. Одни захихикали открыто, а другие тихонько прыснули в кулак, поглядывая то на растерявшегося Куш-Юра, то на глупо ухмылявшегося Тихэна, который вертелся здесь же, в толпе, и кривился в глухой ухмылке.
А Эгрунь подошла к гармонисту, о чем-то с ним пошепталась и, когда тот поднялся, громко позвала:
— Пошли, девки-парни! У Югана в лесочке погуляем! Венки совьем. Суженых на речке погадаем. Айда, Тихэн, с нами! Пускай власть одна тут пляшет!
Гармонист рванул страдания, какая-то голосистая певунья затянула, и молодежь двинулась с «мылька». Писарь-Филь забежал было вперед, раскинул длинные руки.
— Куда вы, парни-девки! Гуляйте здесь, здесь гуляйте! — Голос его умоляюще дрожал, но ребята прошли, пересмеиваясь в строя рожи.
Пропустив всех вперед, Эгрунь замкнула шествие.
Куш-Юр долго провожал ее взглядом, полным ненависти и злости.
— Увела, — виновато выдохнул Филь.
Куш-Юр был мрачен. «Кто увел? Контра! Поделом тебе, Роман Иванов! Не гологоловый ты, а пустоголовый. Партийную совесть потерял!.. Мало что красавица, все одно — чужачка!»
В подавленном настроении поплелся он с «мылька».
Утром в сельсовет Куш-Юр шел окраинной улицей, чтобы избежать лишних встреч. В селе, наверное, по всем углам уже судачат, как взяла над ним верх Эгрунь. Ладно, что многие мужики, парни и бабы на путине.
Он злился на себя, и не столько за вчерашнее, сколько за то, что не мог выбросить из головы этой Эгруни. Вот не хочет о ней думать, а перед глазами ее манящий стан. Прямо напасть какая!
Новых друзей заводить надо, а то не свихнуться бы, к юбке не прилипнуть… Были б Варов-Гриш, Сандра… Видеть бы ее — все же не так чувствовал бы одиночество.
Несколько дней мучался он.
Вылечила его Эгрунь же…
3
В Мужах принято перед Петровым днем, до начала сенокоса, устраивать бабьи супрядки. Соседки сговаривались и со взрослыми дочерьми, иногда и с их подругами, делали для хозяйства кирпич. Работали по очереди на дворе у каждой хозяйки. Натаскают на дощатый настил глины, добавят песку, увлажнят водой и целый день месят глину голыми ногами, подобрав до колен подолы сарафанов. Ну и, разумеется, ведут свои нескончаемые разговоры.
В один из таких веселых, теплых дней Куш-Юр не спеша шел по селу. Вдруг слышит звонкий женский голос:
— А председатель наш все ходит один да один.
Куш-Юр приостановился: кто-то цепляется, не иначе.
— Тсс! Услышит.
— А что, имею право! Эгрунька, окрутила б ты его!
Кровь ударила Куш-Юру в лицо.
— Поди окрути, когда у него «женилки» нет, — ввернула Эгрунь.
По многоголосому бабьему визгу Куш-Юр догадался — супрядка не малая.
— А ты что, проверяла? — раздался чей-то голос и тут же умолк, словно захлебнулся от смеха.
«Вот нечистая сила!» — Куш-Юр был готов провалиться сквозь землю. Зачем остановился, простофиля! Теперь начнут насмехаться. Им только попадись на зубок.
— Проходил мимо, выронил с перепугу, — язвила Эгрунь, и бабы от удовольствия еще пуще завизжали.
Но чей-то сухой голос одернул насмешницу:
— Бесстыжая! Девка ведь ты! Он все ж таки начальник…
— Начальник, да не надо мной! Захочу — с ума сведу. Иссохнет по мне и сдохнет!
«Как бы не так! Ишь заноза!» — мысленно огрызнулся Куш-Юр.
Глава седьмая
Первые ягодки
1
— Будь они трижды прокляты, эти поединки!
Ругались взрослые, ругались дети. Гаддя-Парасся не стеснялась на крепкие словечки, другие повторяли их вполголоса, про себя.
К сенокосу расплодилось комарья видимо-невидимо. Потеряли покой люди, собаки, скотина. Кровожадные насекомые носились тучами, пробивались в каждую щель, проникали под рубахи и сарафаны, под накомарники, как туго ни зашнуривали их на шее. Не было спасения от комарья и в избах. Сутками напролет чадили дымокурами — ставили посреди избы таз и жгли сырые ветки и траву. Едкий синий дым стоял, как в черной бане. Но звон насекомых не стихал. Когда становилось совсем невмоготу, кто-нибудь махалом из лебединых или гусиных крыльев выгонял поедников в окно или дверь. Становилось легче, но ненадолго: каким-то неведомым образом они снова появлялись в избе. Дети прятались в душных, задымленных балаганах. Не переставая хныкали, расчесывая себя до крови, а малыши ревели в голос, не находя себе места.
Книга кроме произведений старейшего ненецкого писателя содержит также воспоминания о нем.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.