Живой пример - [10]

Дверь открыла жена Бойзена. Она оглядела меня с ног до головы не то чтобы подозрительно, но раздраженно. Худущая, плоскогрудая, под глазами лежат темные тени, а губы безостановочно двигаются. Я спросил, можно ли поговорить с ее мужем, и она раздраженно ответила, что он ни с кем говорить не желает, даже с ней. И уже собралась закрыть дверь, но я сказал:

— Я хочу дать вашему мужу совет, ничего больше, только совет, он, возможно, ему пригодится.

Она впустила меня и закрыла за мной дверь. Позволила мне пройти вперед, и мы пошли по мрачному коридору, мимо вешалки, на которой висели одни шапки.

— Вон там он лежит, — показала она.

Бойзен лежал на тахте в кухне. Рядом с тахтой стоял желтый пластмассовый таз, на плите кипела вода в кастрюле; видимо, он готовил себе ножную ванну. Он меня тотчас узнал. И не очень удивился, во всяком случае сумел в два счета подавить свое удивление. Жена его измерила температуру воды в кастрюле. Ни он, ни она не предложили мне сесть, не спросили, зачем же я пришел.

— Слушайте, — начал я, — я присутствовал при осмотре…

— Ну, значит, в курсе, — буркнул Бойзен, — а теперь оставьте меня в покое, может, я вам что-нибудь должен?

— Я хочу дать вам совет, — сказал я, — я пришел, что бы дать вам совет.

— Мне? — подозрительно спросил он массируя ногу.

— Я ознакомился с вашей историей болезни, — продолжал я, — и знаю, как важно для вас сохранить те пятнадцать процентов, из-за пенсии. А ведь неизвестно еще, сохранят ли вам их, поэтому я пришел.

— Ну и держите свои знания при себе, — сказал он, — а меня оставьте в покое. Я давно отвык на что-либо надеяться.

— Мы отвыкли, — подтвердила его жена, — он и я. Они не признали, что у меня сердце болит, а в один прекрасный день за его ногу и пяти процентов не дадут. Мы давно отвыкли на что-либо надеяться.

Она налила воду в таз. Помешала ее рукой. И, с упреком глянув на мужа, поставила кастрюлю на плиту.

— Сходите на Бромбергерштрассе, — сказал я. — Дом двенадцать. Там частный кабинет вашего врача. Запишитесь к нему на прием, наденьте лучший костюм, и пусть этот же врач осмотрит вас еще раз.

— Зачем? — спросила жена. — Зачем ему это?

— Держите свои советы при себе, — проворчал Бойзен, — а меня оставьте в покое.

— Результат осмотра будет в вашу пользу, — продолжал я. — Если для вас важно, чтобы нога принесла вам хоть что-нибудь, сделайте, как я говорю, и, может быть, ваш процент даже повысят.

— Убирайтесь, — сказал Бойзен, — я вас не звал.

— Вы что, не слышите? — рассердилась его жена. — Да кто вы, собственно, такой?

— Один из этих процентодавцев, — ответил Бойзен, — он присутствовал при осмотре.

— Ну, опускай ногу, — с досадой крикнула жена и показала на воду, — опускай, а то вода опять остынет.

Они даже не ответили мне, когда я прощался. Головы не повернули, когда я уходил, и я сам отпер входную дверь и вышел.

Я поехал в свой пансион у Дамтор. Мне, пока я отсутствовал, звонили, мой однокашник пригласил меня к обеду, а еще мне звонили из пароходства. Я лег на кровать и уставился в старую фотографию на стене — рынок в Северной Германии: рыбаки торгуют с фуры осетрами. Поспав несколько часов, я позвонил в пароходство. У них было для меня предложение. Им нужен врач на «Фризию», выходящую в рейс к Антильским островам. «Фризия» — новоприобретение компании, и это ее первый рейс после капитального ремонта. Я согласия не дал, но обещал подумать над их предложением и окончательно ответить на следующий день.

Я еще не успел позавтракать, как позвонил отец. Он удивился, что почти весь второй день своего отпуска я провел в пансионе. И вновь пытался уговорить меня, чтобы я переехал к нему домой, — я не согласился. Я не хотел, пока мама была в клинике, жить с отцом в его большом доме. Тогда отец пригласил меня, чтобы я посмотрел его частный кабинет. Он настоятельно желал показать мне все новшества. Я не мог ему отказать и после завтрака поехал на Бромбергерштрассе. Кабинет находился в первом этаже виллы из клинкерного кирпича, которую окружали старые красные буки. Когда я проходил через сад, отец помахал мне из окна; через его «потайную дверь» я сразу попал в кабинет. Он попросил сварить нам кофе и опять предложил мне тот же маслянистый напиток в крошечных рюмочках, стоявших у него в письменном столе. Я выпил только кофе и не прерывал его, пока он говорил: о своем возрасте, о том, чего он достиг, и о том, как необходимо мне остаться здесь и продолжить его дело.

— Стол накрыт, мой мальчик, — сказал он, — тебе остается лишь занять за ним место, тебе одному. Кто же еще может это место унаследовать?

Каждый раз, когда он принимал больного, я уходил в соседнюю комнату и разглядывал рыб в аквариуме. Покормил их сухим кормом. Очистил аквариум и протянул шланг по дну. А потом отец позвал меня и повторил то, о чем уже говорил:

— В море настоящему врачу делать нечего. Откажись от места судового врача и продолжи дело, которое я создал.

Он без устали повторял одно и то же, раскрывая передо мной все преимущества. Но медлил, не решаясь задать мне вопрос прямо. Снова пришел больной, и я отправился в соседнюю комнату. Как неожиданно набрасываются рыбы на добычу! Поначалу кажется, будто они проплывают мимо. Они приближаются равнодушно, ничуть не целеустремленно. И вдруг, рванувшись, изгибаются, набрасываются на добычу и заглатывают, кто сколько может. Я склонился над аквариумом. Подтолкнул почти прозрачную рыбешку грязеотделителем, и тут скрипнула дверь в коридор. Когда я обернулся, дверь уже закрыли, но потом, точно внезапно решившись, опять отворили.