Живое море. В мире безмолвия - [42]

Увы, ее порыв не встречает взаимности. Подводный прохожий плывет дальше по своим делам, игнорируя рыбу-трубу, пока ему вконец не надоест докучливый спутник. Рванется вперед, желая избавиться от общительного уродца, но тот упрямо тянется следом. В конце концов недовольный предмет столь навязчивого внимания развивает полную скорость, оставляя рыбу-трубу в одиночестве, отвергнутой — в который раз…

Мы часто видели эту рыбью драму, не зная, смеяться или плакать.

Гибралтарский пролив — чрезвычайно благоприятное место, чтобы изучать морских млекопитающих. Тысячи мигрирующих китов и дельфинов ходят через узкий коридор, соединяющий Средиземноморье и Атлантику. Мы с Тайе однажды смотрели, как целые стада торопливо скользили сквозь эти ворота; в это же время под килем «Эли Монье» Дюма возился с автоматической кинокамерой, которая должна была заснять стайку резвых дельфинов, затеявших игру перед носом корабля.

Они неслись рядом с судном, выскакивая один за другим из воды и шлепаясь обратно, или быстро уходили вперед, лежа на боку и поглядывая на людей маленькими живыми глазками. Вот плывет мать с детенышем; детеныш изо всех сил старается не отставать, и они ласково подталкивают друг друга. Вдруг, безо всякой видимой причины, ряды дельфинов стали редеть, потом и последний исчез, и занавес из соленой пены скрыл морской балет.

Мы часто наблюдали этих животных, иногда ныряли с ними. Они играют в пятнашки так, словно им доступно чувство юмора. В строении дельфина поразительно много сходства с человеком. Они теплокровные, дышат воздухом, размеры и вес — почти как у человека. Доктор Лонже анатомировал дельфина на операционном столе на борту «Эли Монье». Неприятно было смотреть, когда он вынимал легкие — совсем как наши, мозг, величиной с человеческий, с глубокими извилинами, которые принято считать мерилом разумности. У дельфинов улыбающийся рот и блестящие глаза. Они общительны и обладают отчетливо выраженным чувством коллективности. Пожалуй, дельфинов в море больше, чем людей на земле^[4].

Удары сильных ластов молниеносно выносят дельфина к поверхности; здесь он вдыхает воздух и опять ныряет, словно живая торпеда. Мы сняли ускоренной съемкой дыхало дельфина, чтобы проверить, сколько длится вдох. Кинолента показала, что они наполняют легкие за одну восьмую секунды. Когда дельфины ныряют, за ними тянется цепочка серебристых пузырьков: значит, дыхало не закрыто наглухо.

Плавая среди них под водой, мы слышали что-то вроде мышиного писка, очень потешный звук для таких великолепных животных. Вполне возможно, что пронзительный писк дельфинов служит им не только для переговоров друг с другом. Однажды мы шли в океане со скоростью двадцати узлов курсом на Гибралтар; до пролива оставалось сорок миль. В это время нас нагнало стадо дельфинов. Их строй смотрел на центр Гибралтарского пролива, а ведь еще не было даже видно суши. Я незаметно изменил курс на пять-шесть градусов, пытаясь сбить дельфинов с толку. На несколько минут они поддались на мою уловку, потом повернули и легли на свой прежний курс. Я последовал их примеру — они шли точно на Гибралтар.

Откуда бы дельфины ни плыли, они безошибочно знают, где лежит в океане этот проход в десять миль шириной. Может быть, у дельфинов есть звуковой или ультразвуковой локатор и мышиным писком они прощупывают невидимое дно? Или они обладают инстинктом, который безошибочно ведет к далеким скалам, воротам в страну их игр — Средиземноморье?

Глава одиннадцатая Встречи с морскими чудовищами

Рыболовство — одно из древнейших занятий человека, и фантастические истории рыбаков давным-давно стали частью фольклора. Сочинители книг и псевдоученые сделали свое, чтобы распространить суеверия, которые сохранились по сей день. И в наше время пресса частенько не может устоять против соблазна поместить какую-нибудь небылицу о морских чудовищах.

Когда сто лет тому назад на сцену впервые выступил водолаз, рассказы стали особенно драматичными: появился герой, который погружался в пучину и вступал там в бой со страшным врагом. Правда, авторы описаний кровавых схваток чаще всего оказывались завзятыми сухопутными крабами. Да будут прощены усердные труженики-водолазы за то, что они молчаливо подтверждали всю эту писанину! Разве можно требовать от облаченного в шлем водолаза, почти всегда работающего в мутной воде гаваней и каналов, чтобы он точно определил, что цепляет его воздушный шланг — осьминог-великан или гнилая доска? А где есть почва для сомнений, там процветают домыслы.

Подводный пловец накоротке изучает жизнь моря и по-настоящему с ней осваивается; он может сам быть предметом наблюдения другого пловца и даже оптической линзы, которая поставляет документальный материал. Его появление в море кладет конец суевериям.

Если оставить в стороне морского змея, то злодеи подводных драм — акулы, осьминоги, морские угри, мурены, хвостоколы, манты, кальмары и барракуды. Мы встречали всех, кроме гигантского кальмара, обитающего в недосягаемых для нас глубинах. Исключая акулу, которую нам так еще и не удалось раскусить, все эти чудовища оказались на поверку безобидными существами. Некоторые из них равнодушны к человеку; другие проявляли к нам интерес. Большинство, когда мы подплывали слишком близко, обнаруживало явную трусость. Я расскажу здесь о некоторых встреченных нами «чудовищах»; об акуле — особо.