Живи, Мария! - [2]
Вот и сегодня – пора ложиться, а страшно. Притулилась на холодную скамью: наснится, ей-богу, опять наснится… Усталость придавила. Опустила веки, глубоко вздохнула… И началось…
Душно, так душно в избе, мочи нет. Пустыми щами тянет из печи. Известка сохнет, стены с утра белили… Свекруха кряхтит, опару ставит. Старшие невестки деток спать утыкивают. Те мурзятся, ноют. В углу на сенной подстилке ерзает слабенький телок, три дня от роду.
Маня чеплашки>1 с ужина моет. Вода в тазу холодная, пальцы ломит. Не удержала миску – тюк! – и не сильно вроде, а край скололся. У свекровки глаз наметан, все примечает. Вмиг зашипела, будто яд сцедила:
– У, скаженна, один урон с тебя! Приметь, с энтой, щербатой, жрать станешь! Смотри мине, лахудра!
Маня дальше моет, все прислушивается. В сенях голоса, бормотание: Вовка-муж да Ленька-брат ругаются вроде… Шелестят:
– Володьк, а Володьк! Айда, говорю, прокрадемси… Чавой ждать-та больше? Боисьси, што ль? Мы жа ж не красть. Мы жа тока свово Ярика сведем. Спашем скоренько, да и в конюшню вертать. Затёмно обернемся. И не сморгнет нихто.
– Рехнулси! Эк у тя в голове реденько засеяно-та. Ей-богу, рехнулси совсем…
– Ско-ока терпеть-та?! Все жданки поедены. Землица беременна, сева просить. А колхозныя – все митингують. Все тянуть да тянуть чой-та… То ль декрета какова ожидають, то ль черта лысыва…
– Можа, обойдемси без коня? Ну их к лешему, связываца… А как миньцанеры нагрянуть?! А у их наганы. Кабы чаво худова не вышло…
– Ага. Лезь под Манькину юбку. Тама мяхка. Сам сведу. Один. Ще брат называется! Нюня.
– Ох и дур-рак ты, Ленька… И в шапке – дурак, и без шапки – дурак! Пошли ужо.
А дальше комната исчезает. Маня будто пичугой лесною вьется над мужиками. Закричать бы! Остановить бы неразумных! А из клюва только – фьюить-фьюить! – бестолковое…
Ночь весенняя, беззвездная, свежая. Дождичёк с утра поливал, земля не просохла. Собаки лениво брешут.
В крайней избе активисты засели. Собрание. Свечи жгут. Тени чернильные по занавескам ползают.
Ленька заглянул в щелку: самокрутками шалят. Надымили – тараканам сдохнуть! Бутыль самогону посреди стола. Горькую кушают. Ржут, голодранцы, незнамо с чего. Не праздник ли?
– Нету дьяволам угомона, митингують через водочку. – Вовка было назад, да Ленька его за портки уцепил: – Обождем маненько. Ща их сном сморит-опутает, и полезем.
Под конюшню колхозную самый крепкий сарай приспособили. А навоз не чищен, грязища, вонь. Лошадки сено худое мнут. А и вот он – Ярик нашенский, схуднул, запаршивел. Увидал хозяев, обрадовался. Заржал, как жеребенок. Гривой машет, будто поклоны бьет, пританцовывает. А морда – не морда вовсе, а Ленькино лицо будто: крупный нос, редкая бороденка, глазищи карие – две плошки.
Ленька отвязывает дружка, берет под уздцы и ведет на воздух…
Вдруг Володькино лицо – близко-близко, лыбится, зубы белые в ряд… Второго нашенского коня отыскал, тот в уголку стоял понурый. Обнял, прижал, краюху хлеба под нос сунул. А дурашка не сразу-то схватил, не смотри, что голодный, и ну лизаться, тереться – соскучился, видать. А глаза грустные-прегрустные, малахитовые… Володькины глаза…
– Рыжик, Рыжик! Вижу, худо тебе тута. Ох, и худо! Прости, Христа ради… Ну-ну, ну-ну… нельзя, нельзя тебе со мной идтить, никак нельзя! Не тужи, милай… Можа, ще свидимси…
Чи-ток, чи-ток – переступает Ярик, вязко чавкают копыта по мокрому.
И вдруг сон-морока ускоряется: мельтешня, будто все вверх ногами поворачивается. Из чёрноты вылетают белой молнией жеребцы-вороны, на них всадники в кожанах. Вцепились когтями в спутанные гривы. Пасти разинуты, с клыков пена капает…
Наскакивают на братьев. И не всадники это вроде, а волки. Вожак огромный, шкура с проседью, зенки желтым огнем горят. Спрыгивает с лошади, рычит люто и Леньке в морду – на! – челюсть хрустнула. Тот, тоже не дурак, в ответку зверю – на! – кулаком в зубы. Извернулся да еще раз – на! – волчий нос враз набок свернуло.
Тут сон опять вязнет… все ме-едлен-но плы-вет… Из руки волосатой выкатывается маузер, черный, блестящий… ме-едлен-но-ме-едлен-но вски-идывается… из дула выползает сноп пламени… а во лбу у Леньки дыра…
Володька прыгает на самого матерого руками вперед, вроде как ухватить хочет… падает… катится по земле кубарем.
Мгновение – и вот уже четверо милиционеров нависли над ним, матерятся, молотят сапогами-прикладами куда ни попадя… А потом волокут за ноги… волокут… А он и не противится, улыбается только, шепчет легонько: «Ма-ру-ся… Ма-ру-ся…»
То ли живой, то ли мертвый?…
Манька вскрикнула, грохнулась с лавки и зашлась слезами…
С той ночи долго еще деревенские шумели-ссорились:
– Слыхали, слыхали? Воров ноне сцапали. Конокрадов!
– Ты говори, да не заговаривайсси. Хто воры-та?! Хто? Вовка с Ленькой?! Побойсси Бога!
– С царем управились и до бога вашего доберемси! Вот сообчу, куда следоват, станет ваш боженька тебе, змее языкатой, сухари сушить.
– Вот ведь завистница полоумная. Неча с такой и говорить-та! Тьфу!
Одна «сорока», с району, на хвосте принесла: будто засудили Володьку на пятнадцать лет, как вора, за кражу народного добра. А другая «сорока», из местных, баяла, будто на месте обоих братьев прибили. Которая правда, которая нет?… Не дознаться… Сгинули братья…
Рассказ о том, как прогулка по морскому побережью превращается в жизненный путь.
Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.