Живи и люби! - [5]

— Что ж, это разумно, — ответила она.

Тенгвальд двинулся в сторону кухни.

— Прошу прощения, — окликнула его Сигрид.

Он обернулся.

— Гм-м… Мне нужен чемодан.

— Ах, да, конечно… — Смущенный Тенгвальд передал ей чемодан. — Прошу прощения.

Сексуальная улыбка, которую следовало бы запретить законом, и некоторая рассеянность делали его не таким грозным. И даже обаятельным.

Когда Тенгвальд опять повернулся к двери, Сигрид улыбнулась и с удовольствием окликнула его снова. Судя по выражению лица, он был сбит с толку.

— Я только хотела сказать, что люблю брюссельскую капусту.

У странного чувства, которое испытывал Тенгвальд, не было никакой причины. Абсолютно никакой. Он сидел за письменным столом и рассеянно тер подбородок.

Во время перестройки дома он тщательно спроектировал эту комнату. Книжные полки от пола до потолка, длинный дубовый стол для совещаний, уголок для чтения, стена с широкими окнами. Кабинет и библиотека одновременно. Помещение, где можно читать, обрабатывать данные исследований и писать научные статьи. Эта комната, обитая деревянными панелями, была его оазисом.

Однако сегодня Тенгвальд не ощущал здесь и намека на спокойствие.

— Сигрид Бродерсен — замечательная девушка, — сказала ему сестра. — Очень скромная. Она хорошо поладит с детьми. Я уверена, она тебе понравится.

Амалия рассказала, что отец Сигрид много лет был владельцем маленькой автозаправочной станции. Дочь помогала ему заниматься бизнесом и вела домашнее хозяйство. Истгорды познакомились с Бродерсенами, когда Фредрик работал в местном отделении банка.

— Она честная, заслуживающая доверия и придерживается высоких моральных принципов, — продолжила Амалия.

А зять добавил:

— Я помню ее тихой как мышка.

Честная. Скромная. Тихая как мышка. Именно эта характеристика заставила Тенгвальда согласиться на ее пребывание в доме.

Доктор Ларсен всегда считал скромность признаком ординарности. Но Сигрид Бродерсен нельзя было назвать ординарной. Как и похожей на мышку. Она была воплощением вызова. От головы с искусной прической до пальчиков ног с ноготками, выкрашенными алым лаком. Кстати говоря, очень симпатичных пальчиков…

Тенгвальд сердито нахмурился. Ему не следовало замечать эти пальчики. Так же, как красивые лодыжки, бедра и выпуклые ягодицы.

Но мокрое платье обтягивало ее так же, как кожура обтягивает спелую сливу. Это зрелище было не менее аппетитным, чем лицезрение созревшей ягоды, а Тенгвальд чувствовал себя так, словно изголодался по фруктам.

Он нахмурился еще сильнее, встал с кресла и подошел к окну. Что это на него нашло?

Наверно, причина заключалась в том, что он ожидал встретить простушку, а увидел настоящую кинозвезду. Но дело было не только во внешности.

Со слов сестры Тенгвальд представлял себе Сигрид обычной девушкой, только что вышедшей из подросткового возраста. Но женщина, которую он увидел, спустившись на берег, была зрелой и уверенной в себе. Даже стоя по пояс в воле. Когда он поставил под сомнение ее способ спасения близнецов, Сигрид быстро нашла логичное объяснение случившегося.

Тенгвальд не признавался в этом даже себе самому, но эта женщина слегка пугала его. Она объяснила свой внезапный смешок поведением детей, но он подозревал, что на самом деле Сигрид посмеивалась над ним.

Стук в дверь заставил его обернуться. На пороге стояла она. Синяя ткань блузки хорошо гармонировала с ее ярко-голубыми глазами. Короткая юбка не прикрывала красивые колени, высокие каблуки подчеркивали узкие лодыжки и стройные голени. Увидев светло-русые волосы, по-прежнему сколотые на затылке, Тенгвальд невольно подумал, что, если их распустить, они наверняка достанут до талии.

Внезапно он представил себе, что вынимает шпильки и запускает пальцы в ее шелковистые пряди. У него тут же затвердело в паху.

— Входите, — сказал он, сделав неимоверное усилие и прогнав от себя эту представленную им заманчивую картину.

— Я не вовремя? — Она вошла в комнату, расправив плечи и высоко держа голову.

— Очень вовремя, — ответил Тенгвальд. — Садитесь. Выпьете бокал вина?

Сигрид улыбнулась.

— Спасибо, с удовольствием.

Он подошел к бару и достал бутылку.

— После обеда я поиграл с девочками в настольную игру, заставил умыться и отправил спать. Думаю, они уже угомонились. — Тенгвальд протянул ей бокал мерло и добавил: — Кстати, их спальня рядом с вашей.

Сигрид сделала глоток рубиновой жидкости и довольно улыбнулась.

— Замечательно, — сказала она, облизала губы, и у Тенгвальда засосало под ложечкой.

— Я готова приступить к своим обязанностям с завтрашнего утра.

Она слегка пошевелилась, и он услышал шелест шелка о кожаное сиденье. Затем Сигрид скрестила ноги, и от звука, с которым плоть прикоснулась к плоти, у Тенгвальда перехватило дыхание.

Что за чертовщина…

Он жадно припал к бокалу, стараясь рассеять странный туман, окутавший мозг.

— Знаете, я настоятельно советовал бы вам, — начал он, обводя Сигрид взглядом, — сменить гардероб.

Между бровями молодой женщины появилась тонкая морщинка.

— Я вот о чем, — поторопился объяснить Тенгвальд. — Лотта и Ловиса — ужасные непоседы. Они носятся как угорелые, скачут, копаются в грязи… Один Бог знает, в какие игры они заставят вас играть.