Живая вода - [9]

— В боги метишь? — хмыкнул Ганконер и забрал фляжку. — Не замечал, чтобы местные молились. Даже пленники.

— По-моему, они воспринимают свое положение как неприятное, но совершенно естественное. Не удивлюсь, если их продали свои же.

— Не знаю, не видел. Когда я сюда провалился, то угодил прямиком в бархан на краю пустыни. И это было вовсе не мягкое приземление. Очнулся в фургоне. Вон те трое и Стрелок здесь уже были. Триус меня даже не пытался расспрашивать. Задал пару вопросов, убедился, что я не местный, и всё. Ирас первым проявил дотошность в определении нашего происхождения.

— Не из пустого любопытства, полагаю.

Что хозяина зовут Ирас, они разобрались не сразу. С ним никто не заговаривал первым, хотя Ирас не отличался высокомерием, иногда было слышно, как он смеется вместе с Триусом. А однажды они даже устроили что-то вроде соревнований по стрельбе.

Ираса неотлучно сопровождали двое рабов, которые смотрели на него с безграничным обожанием. Сначала Ганконер принял их за наложников, но быстро понял, что отношения здесь другие. Ирас обращался с ними, скорее как с детьми. Мог снисходительно-небрежно потрепать по голове, а мог и отвесить подзатыльник, но не более того. Даже когда один из юношей, испугавшись ядовитой ящерицы, опрокинул котел с общим ужином, Ирас только наорал на него. Если бы не ошейники и совершенно иной фенотип, Ганконер принял бы их за сыновей или племянников хозяина.

К рабам, прикованным в фургоне, отношение было иным. Занимались ими Триус и Триурус — с полнейшим равнодушием, но без жестокости. Ирас только изредка заглядывал в фургон — поинтересоваться состоянием Джарета. Заговаривать с ним Ирас не пытался. А после того, как надел ошейник, перестал притрагиваться.

— Тебя побаиваются.

— Правильно делают, — буркнул Джарет. Он мучился от голода. Ганконер принес ему кусок лепешки, но любая попытка проглотить что-то кроме воды, вызывала рвотные позывы.

— Из тебя еще не весь яд вышел, — Ганконер со вздохом отдал Джарету фляжку с водой. — Ладно уж, пей всю. Если я правильно понял, завтра мы куда-то приедем. Запасы продуктов закончились, но это никого не беспокоит. Наоборот, за ужином всё подъели подчистую и в фургоне убрались. Нет, даже не заикайся о побеге этой ночью, Джарет.

— Хочешь дождаться, пока нас продадут порознь?

— На невольничьем рынке легче сбежать, чем в степи.

— Ты это по собственному опыту знаешь?

— Было дело, — Ганконер задумчиво отщипывал от лепешки кусочки. — Плохо, что мы совершенно не понимаем их язык, а Ирас не пытается меня учить, значит не планирует оставлять у себя.

— При таком бизнесе ты ему ни к чему, — Джарет с сожалением завинтил фляжку. Воды осталось на пару глотков. — Чем больше я думаю о том, что произошло, тем меньше мне это нравится. Очень уж похоже на тщательно просчитанную ловушку, в которую не только тебя, но и меня заманили. Не находишь?

Ганконер молча смотрел в одну точку на противоположной стене.

— Конни?

— Не называй меня так, — машинально отреагировал Ганконер. — Я понимаю, что ты имеешь в виду, но тогда получается, что у нас нет шансов вернуться.

— Не обязательно. Однако я не о том. Твоя Алисса…

— Не надо, Джарет. Я не дурак.

Они замолчали. В эту ночь Джарету не пришлось делиться одеялом. Ганконер так и просидел до утра, прислонившись к стене и обняв колени.

Утро началось с суматохи. Голоса за стеной фургона звучали возбужденно, с радостным нетерпением. Даже рабы оживились и зашептались между собой. Джарет поднялся, размял руки и ноги. Слабость осталась, но в общем и целом он чувствовал себя сносно. Стрелок опасливо покосился на него и передвинулся ближе к двери.

— Сейчас бы ванну, — мечтательно протянул Джарет.

— В некоторых мирах рабов перед продажей водят в баню, — вяло отозвался Ганконер. — Но здесь я бы на такую роскошь не рассчитывал. И до моря еще далеко.

— Воздух изменился. Какая-то большая вода близко. Может, река?

Ганконер припомнил карту.

— Да, пожалуй.

К реке они добрались, когда солнце перевалило за полдень.

— Переправа, — определил Джарет, напряженно прислушиваясь к внешним звукам. — Много народа собралось. И все знакомы друг с другом. Может, у них ярмарка?

— Хорошо бы. Чем больше народу, тем легче затеряться, — Ганконер тоже прислушался. — Хм… а языков-то здесь больше двух.

— Какая разница, если мы ни один не понимаем.

Дверь фургона открыли, и было видно, как выпрягают лошадей.

— На водопой повели. А сами — купаться, — завистливо вздохнул Джарет. К жаре он притерпелся, но близость такой желанной и недосягаемой воды сводила с ума.

В фургон вошли Триус с сыном. Оба несли по полному ведру. Поставили у стены и тут же вышли, торопясь присоединиться к купающимся. Стрелок остался.

На десятерых воды было слишком мало — хватило только умыться и намочить волосы. Но Джарету сразу стало лучше. Перед переправой фургон снова заперли, так что рассмотреть реку они не успели.

— Не слишком широкая и брод совсем мелкий, — оценил по звукам Ганконер.

Джарет искоса следил за рабами. Они шептались всё оживленнее и похоже, что прощались друг с другом. Спокойно, без паники и слез.

— Неужели нас сразу отправят на продажу?