Живая статуя - [29]

Да, похоже, я, действительно, не продумал план до конца. Когда я в следующий раз войду в склеп, придется действовать по ситуации. Конечно, если этот следующий раз будет. Пока что поиски казались безнадежными. Я точно помнил, что гробница расположена где-то впереди, возможно, совсем близко, но так и не мог найти где. Точно так же иногда после пробуждения человека преследуют смутные воспоминания о приснившемся, мелькают какие-то обрывки, как частицы головоломки, и, казалось бы, вот-вот ты вспомнишь весь сон, но вспомнить его целиком никак не можешь.

Мои теперешние поиски были такими же мучительными. Казалось, что до полной победной удачи мне не хватает всего какой-то мелочи, случайно упущенной, но невыразимо важной. И этой мелкой деталью были не следы и не смех тварей, прятавшихся где-то поблизости. Следов на этот раз было совсем не видно, но даже если б они заревом сверкали прямо здесь, на снегу, то это был еще не указатель. Они ведь тоже могли тянуться цепочкой в никуда, мимо склепа, быть очередным обманным маневром. А если идти на смех слуг Розы, то рано или поздно они поймут, что я преследую их, и вместо того, чтобы после проказ вернуться в склеп к свой хозяйке заманят меня куда-нибудь в трясину. Я бы, конечно, мог поймать парочку из них и потребовать, чтобы они указали мне путь, но был уверен, что они будут молчать, как партизаны, даже если припугнуть их пытками. В конце концов, что такое любые казематы перед гневом целой орды свирепых сослуживцев, которые рано или поздно хоть из-под земли достанут предателей и отволокут их на суд.

Еще до того, как солнце достигло зенита, я уже понял, что поиски бесполезны и решил вернуться в церковь к Ноэлю. Я знал, что сегодня он снова там один и надеялся поговорить с ним по душам. Беседы с ним могли бы самому безнадежному грешнику принести облегчение и, возможно, даже желание раскаяться. С Ноэлем можно было говорить, о чем угодно, и ничего не бояться. Он бы не упрекнул никого ни в чем, наоборот, даже демону протянул бы руку помощи в миг опасности. По сути это он и сделал, сойдясь со мной. Я признался ему в том, что я нечистая сила, что грешил и собираюсь грешить в дальнейшем, а он не только не отшатнулся от меня, но, напротив, стал верить, что свело нас вместе само провидение. Дружба двух таких разных созданий, как мы — вот феномен, который соединит и сможет сделать лучше оба мира: и этот, и потусторонний. Мы двое — свет и тень, добро в противовес злу, и пожатие наших рук символично, в нем, как будто соединяются оба мира, реальный и сверхъестественный. Каждый из нас, и я, и Ноэль, всего лишь представитель своей расы. Он — человек, я в его представлении ангел, любые отношения между двумя такими разными существами противоестественны, и, тем не менее, между нами вспыхнула искра взаимопонимания.

Я, как всегда, пробрался в церковь через колокольню. Прошел к узкой лестнице, не задев ни одного из колоколов. Их медные подвижные язычки могли поднять ненужный шум и неразбериху, ведь звонить можно только соответственно службам и в случае опасности. Ни единая ступень не скрипнула под моей ногой, когда я спускался вниз. Деревянные половицы были уже совсем старыми, а образа и утварь практически древностью. Я помнил эту церковь еще заброшенной, а земли рядом невозделанными и необжитыми. Тогда вокруг стеной возвышались заросли репейника и полыни, а теперь трескалась выжженная почва, на которой мгновенно таял даже снежный покров. В этой церкви я был когда-то давным-давно, когда на свете еще не было Ноэля, а священник, который служил здесь, тогда еще не перебрался в эти края. Где-то здесь и по сей день хранился договор, написанные кровью. Две подписи горели на нем рубиновым пламенем. До сих пор я чувствовал в тяжелом, окутанном фимиамом воздухе запах собственной крови, едкий, как дым, и возбуждающий, словно очень крепкое вино. От этого запаха щекотало ноздри, и спящее чудовище внутри меня тут же начинало волноваться и рваться наружу.

Ноэль наводил порядок в ризнице и не слышал, как я пришел. Какими только обязанностями он здесь ни занимался, не только помогал во время богослужений, но также убирал и чистил все, что успевал. На нем лежали все обязанности, начиная от привратника и кончая, наверное, просвирником. Во всяком случае, за запасами вина для причастий все время следил он, ему же были поручены и колокола, и церковные записи, и книги, и утварь, которую часто надо было чистить. То есть, братья Ноэля потрудились на славу, разыскав для него такое глухое местечко, где было очень плохо со средствами и еще хуже с рабочими руками. Богатых или знатных прихожан не было, но зато всегда было полно работы. Ноэль, наверное, трудился так, как не трудятся все служки вместе взятые, и иногда даже находил в этом удовольствие, ведь работа помогала ему отвлечься от дурных мыслей и сожалений. По крайней мере, он радовался тому, что хоть в этой глуши от него есть какая-то польза, и лишь иногда вздыхал о Рошене, и о прежней блестящей жизни.

За те полгода, что Ноэль провел вдали, Рошен неузнаваемо переменился. Августин стал еще более могущественным и требовательным, чем до этого. Его власть росла и крепла, помогая творить тот произвол, на который он бы никогда не решился год назад, когда еще не занял достаточно твердых позиций. С ожесточением правителя менялся к худшему и сам город. Вернись сейчас Ноэль в родной дом, и он бы почувствовал себя там чужим.