Живая статуя - [28]

— Останусь на остаток ночи с тобой, — решил я и захлопнул окно прямо перед носом у какого-то проныры, который опять попытался сунуться к нам. Он взвизгнул и хотел бросить через стекло пару угроз, но более опытный приятель оттащил его за хвост, прежде чем ругань достигла моих ушей.

— Можешь считать, что я либо хочу предохранить тебя от повторного вторжения моих приятелей и этого неприятного визга, либо, что сегодня ночью я по личным причинам оказался бездомным, а спать на крыше какого-то здания, знаешь ли, не слишком удобно, — пояснил я, хотя заранее знал, что Марсель не станет задавать вопросов. Он только радостно облегченно рассмеялся и широким жестом обвел свою мастерскую, без слов давая понять, что я здесь всегда желанный гость. Гость, который защитит его от возвращения дурных снов и от жестокой царицы, которая велит ему покончить с собой. Наверное, я решил охранять Марселя, потому что нечто внутри меня тоже взбунтовалось. Ведь он теперь мой личный художник, какое право имеет вся эта нечисть приставать к нему.

Масляная лампа потухла от моего неслышного приказа. Зеркало на туалетном столике загадочно замерцало в полутьме. Рядом были разложены какие-то вещицы, поблескивали бритвы, ножницы, тазик с водой для умывания и медный гребень, на эти незатейливые вещи воришки либо не польстились, либо просто не успели до них добраться. Интересно, наутро все жители Рошена будут обсуждать друг с другом свои пропажи, или будут молчать, как рыбы, лишь из страха, что Августин сможет обвинить недовольных, обворованных граждан в содружестве со злыми силами и умышленном наведении беспорядка. Вот бы наделали переполоха маленькие проказники, если б не клали все, что тащили к себе в мешки, а просто перетаскивали бы вещи из одного дома в другой. Тогда бы, наверное, все жители передрались друг с другом так, что сам Августин не смог бы ничего поделать, а маленькие негодники смогли бы забрать все, что хотели при свете дня, а потом хвастать перед госпожой своей ловкостью. Они ведь и до такого могут додуматься. Интересно, зачем они столько воруют, наверняка, не только из озорства. Может, Винсент пользуется тем, что он любимый слуга госпожи и все у них отбирает. Сколько я его знал, он всегда был крайне жадным, но скупость богатства ему так и не принесла, чем больше он силился поправить свои материальные дела, тем беднее становился. Я также помнил его поистине дьявольское пристрастие к разного рода пари, договорам, случаям побиться об заклад. По большей части он проигрывал, но иногда, например, за карточным столиком, пускал в ход колдовство, и тогда золото лилось к нему в карманы рекой, а потом неизвестно куда исчезало. Во всяком случае, уже через день после каждого удачного выигрыша Винсент снова был беден и зол, и срочно искал друзей или знакомых, которые пригласят его на ужин или хотя бы на ночлег. Точно так мы с ним и свели дружбу, он заявился в мое поместье ночевать, при этом не спросив разрешения хозяина. Вместо того, чтобы тут же его наказать, я пожалел беднягу, сделал своим приближенным, и вот как он меня за это отблагодарил, сбежал вместе с моей императрицей. И теперь спустя годы беглецов простыл и след. Я бы вовсе не злился на них и не упрекал, если бы они напроказили где-нибудь и вернулись с повинной, но время шло, а они все не возвращались, и я начинал злиться. Дракон внутри меня год за годом питался злостью и был близок к бунту. Единственное, что помогало мне сохранить равновесие, это легкое прикосновение к медальону, где был спрятан локон Розы. Я хранил его на груди, у самого сердца, и прикасался к нему все чаще, потому что тьма внутри меня становилась все беспокойнее, а огонь растекался по венам все яростней. Казалось, что внутри у меня все накалилось до предела, чуть что, и огненная волна вырвется наружу, хлынет на мир, окружающий меня, и поглотит все, до чего сможет дотянуться.

Наутро я оставил спящего Марселя и, как это ни глупо, снова отправился топтать все лесные дороги подряд в поисках той единственной, которая приведет меня к Розе. Я опять старался найти склеп и, конечно же, ничего не нашел. Каждая тропка, как будто манила меня обещанием удачи, но стоило свернуть туда, и я тут же понимал, что она не приведет к искомому. Только кто-то невидимый будет снова хихикать в дупле дерева, если я пройду до конца неправильный путь, а стройная колоннада склепа так и не забелеет впереди.

Гробница, в которую я так жаждал попасть, словно исчезла с лица земли. Смертный задался бы вопросом, а была ли она вообще, или ему только приснилось, что он однажды побывал в склепе, населенным демонами и напоминающим осколок ада. Но я — то знал, что мне все это не привиделось. Пылающие следы на снегу, бой с волками, а потом и с адскими тварями, живая статуя в склепе и поцелуй царицы: — все это не было плодом моего воображения или самообманом. Кто, кроме меня и мне подобных, мог так разборчиво отличить иллюзию от реальности, если я сам привык вводить людей в заблуждение, вызывая видения, миражи или просто приглашая кого-то из духов, чтобы они устроили жуткую неразбериху. Но никому еще не удавалось ввести в заблуждение меня. Роза была первой и редкостной обманщицей, которой удалось сыграть злую шутку со мной самим. И эту обманщицу я любил. Ну, разве не смешная ситуация, я топчусь в замкнутом лабиринте, пытаясь разыскать и вызвать на перемирие тех, на кого давно бы уже был должен наложить опалу за их неуважение к верховной власти. И самое главное, что я собираюсь делать, когда их найду, воззвать к их совести? Бесполезно, у них ее попросту нет. Подкупить их подарками? Слишком избитый метод, его я уже не раз испробовал, и, как показали события, он не слишком хорошо сработал. Может, пригрозить им? И что тогда? Из объекта, безропотно терпящего подшучивания, я моментально превращусь в их врага, они станут сражаться со мной не на жизнь, а насмерть, и вполне возможно, что один раз, сам того не ведая, во время самозащиты я причиню им непоправимый вред. Ведь не всегда же хватает время рассмотреть, кто нападает на тебя с ножом из-за угла, чтобы спастись, реакция должна быть моментальной. Выживает либо нападающий, либо жертва. Так уже однажды было у нас с Винсентом, он пытался изобразить из себя брави, напал на меня со шпагой после наступления темноты. Тогда я его простил, а теперь он снова взялся за старое.