Живая память - [12]

Идея на этот раз в жизнь не воплотилась. То ли в танке было тесно и артиллеристы мешали экипажу и не сумели договориться с ним, то ли по другим причинам - они не подали ни одной команды. Огонь они не открыли, а сами попали под огонь противотанковой пушки немцев. Экипаж был выведен из строя, танк сгорел. Оставшиеся в живых выбрались через люк в днище, в их числе тяжело раненный Ларионов. Его радист скончался в танке.

Неудача неприятно подействовала на однополчан. Мы понимали, что кто-то другой должен повторить.

После трех дней боя вечером, оставив за себя Молова, комбат пришел на ОП. Вид у него был невеселый. С похудевшего лица смотрели усталые серые глаза.

- Дело дрянь, - говорил он, - пехота недовольна нашей работой. Командование ищет способы повышения активности - прямую наводку или что-то другое, а пока виноваты мы.

О нелицеприятных объяснениях с Начальством можно было догадываться по его настроению, когда он ставил задачу по карте:

- Выйдешь утром вот сюда - к высоте с отметкой 226.6. Определишь место для прямой наводки. Высота еще не взята, но первая траншея немцев - у нас. Опасайся снайпера вот здесь, другой дороги нет.

Утро выдалось светлое и тихое. Артиллерия молчала.

Мне нужно идти налево к высоте. Сопровождаемый солдатом Иваном, я поднялся на горку, осмотрелся.

Какой вид! Широкая панорама местности, освещенная ярким зимним солнцем, сияла перед нами. Всхолмленная слева, направо переходила в спокойную равнину, исполосованную следами прошедшей в разных направлениях техники, усеянную темными пятнами воронок и каких-то предметов, рябивших на снегу.

Мы шли по твердой дороге и по насту не проваливаясь. Навстречу попадались связисты и редкие раненые, выходившие с передовой. За нами следовали попутчики, придерживаясь за провод.

До "передка" около километра. Начинают петь пули.

А вот и участок, о котором говорил комбат. Здесь много убитых. Место открытое. Мы замедлили шаг на несколько мгновений, увидев стоящего на коленях парня, склонившегося не над катушкой провода, как можно было подумать, приняв его за телефониста, а над упавшим товарищем. Торопливо шаря в карманах своей шинели, он упрашивал его, еще не осознав случившегося:

- Миша! Да Миша же... Вставай... Да неужто ты... Встань...

Но товарищ лежал не отвечая, вытянувшись, вверх лицом, на щеки его легли серые тени. Стоявший на коленях парень ни на кого и ни на что не обращал внимания и не верил, что его товарищ мертв. Пропели две-три пули. Солдат не уходил. Он не хотел верить, не мог еще верить факту, очевидному даже со стороны...

- Убьют парня тоже, - мрачно сказал Иван. Не снайпер это, думал я, а какой-то фанатик.

Снайпер не будет бить на таком расстоянии. А этот пуляет в расчете попасть десятым, сотым выстрелом. Но никто не кланяется его пулям. Но и он дождется для себя ответного выстрела. Обязательно дождется.

Траншея, куда мы пришли, являла следы прошедшего боя. Над ней основательно поработала артиллерия. Снег перемешан с землей. Прямые попадания выщербили стылые стенки окопа. В окопе лежали трупы его защитников, и не только они - в рукопашной погибли и атаковавшие, одетые в белые халаты и в полушубки. Трупы не были убраны, до них не дошел черед.

Промороженная траншея охватывала косогор высоты, она была узкая - дно не шире полуметра - и глубокая - в полный человеческий рост. Нельзя пройти, не наступив на тела, лежащие кое-где один на другом по два и по три сразу, заполняя проход от стенки до стенки. Они срастались с дном окопа, вминаясь в него под тяжестью солдатской обуви...

А через откинутые полы палаток над входом в землянки видны солдаты они отдыхают или едят. Как ходят эти люди, не замечая павших? Или свыклись? Лица живых товарищей непроницаемо равнодушны, безмерно усталы, опустошены всем происшедшим...

Мы осмотрели косогор, став на ступеньки лаза, выдолбленного в стенке траншеи, - просматривалась полоска земли, уходящая вверх на 50-100 метров, дальше - не видно. Если сюда встать - будем слепы. Косогор - не лучшее место для орудий прямой наводки. Нужно выбирать правее.

Вернувшись, мы застали комбата на ОП.

Я доложил об осмотре местности. Комбат ответил неопределенно:

- По утверждению поэта, земля наша поката, а эта высота - тем более. Решение изменилось, и прямой наводки не будет. Будете работать с закрытых.

Клевко пригласил пройти к старшине. Комбату присвоили очередное звание - "капитан". Из командиров батарей он получил его первым. Мы поздравили его.

Оживившись, капитан Клевко делился мыслями:

- Эта высота как бельмо на глазу. Пехота справа прошла дальше километров на пять, а высота осталась у фрицев. Перемещать ОП пока преждевременно. Теперь единственный выход - ударить во фланг и отрезать высоту с тыла. Тогда она падет сама собой.

Комбат знал, что говорил. Он постоянно общался с командирами стрелковых батальонов, а сегодня, в день затишья, долго находился в штабе полка, о чем-то беседовал.

- Завтра нам предстоит серьезная работа, - продолжал капитан. - Из штаба полка я жду радистов с РБ{2}.

Дождавшись радистов, комбат ушел. Утром ожидался очередной "сабантуй".