Живая очередь - [2]

С тех пор, как восемь лет назад умерла жена, Дмитрий Петрович жил один. Ни братьев, ни сестер он не имел, а единственный сын, укатив с женой на заработки в Европу, там и обосновался, не балуя отца не то что визитами, но даже и звонками. Поначалу Дмитрий Петрович горевал, но затем смирился. Он испытывал гордость от того, что поставил сына на ноги, и оправдывал его невнимание успешно идущим бизнесом и чрезвычайной занятостью на работе. Впрочем, совсем сын его не бросил и регулярно пересылал на счет в банке небольшие деньги. Эти средства да пенсия позволяли неприхотливому старику вполне сносно существовать и даже откладывать какие-то крохи на черный день. А то, что рано или поздно такой день наступит, Дмитрий Петрович, наученный горьким опытом российской действительности, знал наверняка.

Вернувшись из отделения милиции, Дмитрий Петрович повесил пальто на ржавый гвоздь в коридоре, переоделся и отправился на кухню. Почему-то нестерпимо разболелась голова. Раньше головные боли тоже беспокоили его, но не столь интенсивно, как сейчас — два-три раза в неделю. Иногда они усугублялись шумом в ушах или повышенной усталостью, но Дмитрий Петрович списывал это на свой почтенный возраст и старался не замечать.

Сварганив нехитрый холостяцкий ужин — яичницу с ветчиной — он сел за стол и взглянул в окно. Кухня была любимым местом Дмитрия Петровича в его тесной, но довольно уютной однокомнатной квартире в старом хрущевском доме. Именно здесь он проводил большую часть времени, когда не был занят просмотром телевизора или чтением рекламных газет, которые нерадивые пиарщики нередко опускали в его почтовый ящик. Вряд ли скромного пенсионера интересовала активно рекламируемая горячая пицца (об нее и зубы последние сломать недолго) или красочные буклетики о ювелирных изделиях, или — тем паче — элитная недвижимость. Но всю подобную корреспонденцию Дмитрий Петрович внимательно изучал, поскольку был уверен, что если такая информация попала к нему в руки, в этом непременно должен быть какой-то смысл.

Но больше всего пенсионер любил просто смотреть в окно и наблюдать за тем, что происходит вокруг. Ему нравилось фантазировать, куда мог идти тот или иной человек, и он очень радовался, когда его догадка оказывалась верной. «Вот, например, парень с цветами очень торопится и все время поглядывает на часы, — рассуждал пенсионер. — Тут к гадалке не ходи — опаздывает на свидание. Да уж, нехорошо. Вот мы в свое время за час, а то и за два приходили, чтобы милую не пропустить. Эх, молодежь… Ну да, так и есть. Вон и девочка рукой ему машет. А парень-то загорелся — вон улыбка какая! На пол-лица. Да аккуратней дорогу переходи — теперь уж не денется никуда твоя любимая. Не убежит. А вот и жаркие объятия. Поцелуй. Нет, не понять эту молодежь. Мы-то поскромнее были, оттого и чувства наши горячее во сто крат! И развод любой трагедией считался, а не то, что сейчас — почти что за правило…»

Покончив с яичницей, Дмитрий Петрович взял блокнот, красную ручку и включил телевизор. Именно в это время, ровно в 21:00, на канале ПНВ должна была начаться передача, которую намеревался посмотреть пенсионер. Надо сказать, что он терпеть не мог канал ПНВ, а уж эту программу и вовсе не выносил. Криминальная хроника текущего дня: убийства и изнасилования, разбои и грабежи, угоны машин и квартирные взломы — всего этого здесь хватало с избытком и неимоверно раздражало Дмитрия Петровича.

Впрочем, он волновался не за себя. Его нервы, выдержавшие послевоенный голод, гнет сталинских репрессий, надувательский денежный обмен и перестройку, были крепки, как сталь. Пенсионер переживал, что всю эту чернуху случайно увидят маленькие дети, а потом будут просыпаться по ночам в холодном поту от кошмарных снов. Или сердечники, которых вполне может хватить инфаркт. Или того хуже беременные женщины, которым душевные потрясения и вовсе противопоказаны.

Поэтому Дмитрий Петрович боролся с такими программами, как только мог. А мог он в сущности немногое. Лишь записывать всю информацию в свой блокнот, а затем нести ее участковому, который должен обязательно во всем разобраться и принять соответствующие меры. Однако в этот раз Дмитрий Петрович волновался напрасно. Канал ПНВ, заполучив зарубежный репортаж о погоне полиции за какими-то злоумышленниками, этим и ограничился. Пенсионер, справедливо посчитав, что ничего криминального в нем нет, и похвалив в душе участкового за его кропотливую работу, разобрал кровать и с чистой совестью отправился спать. Однако сон пришел далеко не сразу. Дмитрий Петрович еще около часа ворочался на кровати, крутил подушку из стороны в сторону, но все было бесполезно. Это случалось с ним уже далеко не первый раз и порядком надоело. Каждая ночь постепенно превращалась в кошмар. Отчаявшись побороть бессонницу собственными силами, пенсионер принял снотворное, и лишь тогда Морфей удосужился заключить Дмитрия Петровича в свои сладкие объятия.

Глава 2

Встав с кровати около 9 утра, тщательно побрившись и приняв душ, Дмитрий Петрович оделся и отправился в магазин. Погода была прекрасной, но пенсионера она сейчас совсем не радовала. Взглянув под ноги, старик скорчил недовольную гримасу и цокнул языком. Окурки, пивные бутылки, пакет из-под фисташек и куча изгрызанных семечек у подъезда всегда погружали чистоплотного старика в шоковое состояние. Он уже не раз делал замечание дворнику, ходил в ЖЭК, но все это не приносило ровным счетом никакой пользы. Если в будние дни ситуация оставалась более или менее приемлемой, то в выходные, когда молодежь отдыхала или, как сейчас модно говорить, «отрывалась на полную катушку», впору было хвататься руками за голову. Дмитрий Петрович собрал бутылки и вместе с пакетом фисташек выкинул их в урну, затем смел ногой семечки и окурки в небольшую канаву, находившуюся совсем рядом с подъездом и, взглянув на дело своих рук, остался доволен.