Живая душа - [105]

В квартире тихо. Римма услышала, как стучат настенные часы в комнате, металлически громко стучат, а прежде она этих звуков не замечала. И не замечала, что дребезжит стекло в форточке, когда по улице проезжает автомобиль.

Ей хотелось понять, отчего произошла ссора, отчего они с мужем бросали друг другу такие слова, что и врагу-то не скажешь — несправедливые, жестокие, страшные слова, — но понять не могла. И лезли в голову посторонние, нелепые мысли.

Например, она думала, что хорошо бы летом поехать на юг, на море. Она ни разу в жизни не бывала на курортах и кипарисовые пейзажи видела только на глянцевых рекламных фотографиях в аэропорту. И еще Щучалин рассказывал про юг — частенько летал рейсом Сыктывкар — Адлер.

Пять лет они собирались поехать к морю, и обязательно что-нибудь мешало. То не совпадают отпуска, то в прошлом году заболела мать Риммы, и ее побоялись оставить на попечение отца, потому что все мужики беспомощны, если приходит беда… Обязательно что-нибудь мешало.

Кстати говоря, их первая ссора с Щучалиным возникла именно из-за Адлера. Они только что поженились, и Римма еще не привыкла к тому, что она — жена летчика, и, стало быть, ей судьбой предназначено волноваться за каждый полет мужа. Самолет может и запоздать, и совершить где-нибудь вынужденную посадку — мало ли какие бывают ЧП… Римма к этому еще не привыкла.

Была ранняя весна, снег в городе таял, но по ночам сильно морозило, наметало новые сугробы. Снегоочистителей на аэродроме не хватало, взлетные полосы обледенели. Щучалин тогда был вторым пилотом на «АН-10», и его самолет задержался в Адлере. Щучалин сидел и ждал, когда откроют Сыктывкарский аэропорт.

А Римма заволновалась не на шутку. Она ведь не знала ничего. Муж обещал вернуться вечером, но вот уже ночь, а его нету, и даже под утро не явился… Римма позвонила в аэропорт. А там отыскался какой-то шутник, на вопросы Риммы посмеялся:

— Да все в порядке, только Щучалин не спешит. Чего ему спешить? Там солнышко, море… Небось купается с девушками!

Римма бросила трубку и чуть не расплакалась. Ладно, она покажет Щучалину и морские купанья, и девушек, пусть только появится!

Миновал еще день, Щучалина не было. В аэропорт Римма больше не звонила, хотя совершенно извелась. А когда вечером Щучалин вернулся и прямо в передней сгреб ее в охапку, она вырвалась, ударила его по рукам, разревелась…

— Давай договоримся, — сказал в тот вечер Щучалин. — Не выдумывай ужасов, если я опять когда-нибудь задержусь. Знаешь, бывает всяко… Иногда и связи нет, и предупредить тебя невозможно…

— Нет, ты обязан, обязан был сообщить!!

— Слушай, Рим… Ну, приучу я тебя к мысли, что при малейшей задержке раздастся от меня звонок. А жизнь штука сложная. И однажды не смогу я позвонить, из-за пустяка, из-за ерунды. Ты ведь с ума сойдешь! Давай так: сумею тебя предупредить — хорошо, не сумею — оставайся спокойной. Верь, что ничего плохого не случилось.

— Не могу я оставаться спокойной, пойми!

— Придется тебе стараться. Иначе нельзя.

Ни он, ни она не согласились с доводами друг друга. И все-таки они быстро помирились в тот вечер, не могла Римма долго сердиться на Щучалина. И когда попрекала морскими купаниями, загорелыми курортными девушками, все это было в шутку, и Римме тогда совершенно не требовалось, чтоб Щучалин оправдывался.

Очень она его любила.

Они познакомились ослепительно ярким летним днем. Это было на пляже, на берегу Вычегды, куда Римма приехала позагорать вместе с подружками-студентками. Играли в волейбол, дурачились и не сразу заметили, что неподалеку от них появились двое парней.

И один из них был особенно хорош — с фигурой гимнаста, белокурый, высоколобый, с удивительно спокойными глазами. «Наверное, очень добрый…» — подумала о нем Римма.

Она привыкла, что многие за ней ухаживают, не очень удивилась и тому, что белокурый парень тоже обратил на нее внимание. Приятно, конечно, но ничего особенного. Просто еще одно знакомство.

А потом она и спохватиться не успела, как этот парень со спокойными глазами завладел всеми ее мыслями. И она, избалованная вниманием, не придававшая значения ухаживаниям, не верившая словам о любви, с которыми к ней обращались другие, вдруг поняла, что к ней самой пришла любовь. Нет, не пришла, а как-то сразу, без разбега, вроде гонщика на старте рванулась вперед, и замелькали дни, наполненные этой любовью, памятные только встречами, ожиданиями встреч и недолгими — лишь до следующего утра — и все-таки нестерпимыми расставаниями. Ни о чем другом и ни о ком другом Римма тогда и думать не могла…

Родители, видя ее осунувшееся, с неестественно блестевшими глазами лицо, не на шутку забеспокоились: не заболела ли? Что происходит? Госэкзамены на носу, а Римма и книжку в руки не берет, и дома почти не бывает, и не спит как следует, и не ест…

Тем не менее каким-то чудом экзамены были сданы. Больше того — Римму как одну из самых способных выпускниц оставили в городе, послали преподавать математику в специализированной школе.

До начала самостоятельной работы, о которой Римма столько мечтала, оставался месяц, и надо было бы подготовиться. Но и этот месяц промелькнул, как во сне; мчались дни, похожие один на другой, как близнецы, и лишь единственный человек распоряжался этими днями — Кирилл Щучалин. Ее любовь. Необыкновенный, удивительный, замечательный человек, лучший из всех…