Житница сердоболия - [12]

Но это ладно, режим есть режим. Отделение инфекционное. Поражает другое. Это НОВАЯ больница, построенная лет 5-8 назад. Откуда в ней совершенно дореволюционная (1917) обстановка?

В платной, якобы, палате, не горят лампы. Осыпается штукатурка. Вытрезвительные кровати.

К стене приторочено жуткое приспособление баночно-жгутового свойства. Зачем - даже я не знаю. Клизма? Вижу впервые. Из окон сифонит так, что пневмония обеспечена.

Мама, солежащая с ребенком, бесправна. Она платит за место. Постель и еда ей не положены. Ну, купили.

Вчера Ира пошла платить за эти услуги. Заблудилась, естественно. Людей нет - ни снаружи, ни внутри, сплошные решетки. Вдруг кто-то пошел. Диалог:

- Где кабинет номер 13?

- Где вахта.

- А где вахта?

- Я же ответила на ваш вопрос: где кабинет 13.

Я пробыл там давеча часа три. Пока жена ходила платить, ребенку пришли делать укол. Истерика: не дамся. Порван ремень. Заломана. После:

"Все люди злые. И ты злой, папа".

*****

Ребенок был выписан. Слава Богу.

Мою Ирину больше всего поразил ЛОР.

Его ждали долго.

И вот он пришел. Точнее, она.

Идет, значит, вразвалочку по коридору бабуля и припевает: "А-на-на-на-на, а-на-на-на-на". Ирина подумала, что это новая санитарка. Ан нет. На голове - прозрачный чепчик, три волосины под ним. И ЛОРовское зеркальце.

"А-на-на-на-на, деточка, вот сюда, а-на-на-на-на".

Очки на кончике носа. Мятый халат.

Посветила под свою припевку там, сям - и под припевку же пошла прочь. Попрощалась: "Счастливо, детка".

Ирина спрашивает:

"А - как, что?..."

"Счастливо, мамочка".

В истории болезни появилась запись: "беседа с мамой".

Профессиональная вредность

В работе невропатолога есть свои профессиональные вредности. Самую опасную я уже называл: это доисторические носки. Нервные болезни требуют проверки стопных рефлексов, поэтому носки с клиента приходится снимать. Добро, если он в уме и снимет сам. А если не в уме, снимает доктор. Бывает, что оба пальца с них соскальзывают.

А еще одна вредность - не главная, но и не последняя - связана с бритвой.

При виде юных дев с перерезанными запястьями я начинал скрежетать зубами.

Одна меня просто потрясла. Ее шрамы напоминали упругие лиловые браслеты. Знаете, как бывает, когда гончар рисует на свежем кувшине ободок? Вращается гончарный круг, гончар берет кисточку, тычет в изделие, и через секунду уже готов идеальный круг. Я всегда восхищался, глядя на это.

Вот точно такие же аккуратные круги получились у нее на запястьях.

Дева сидела и с кротким напряжением смотрела на меня. Застрелиться.

Глаза и сверло

Приходит ко мне на днях писатель Клубков, побеседовать о Дон Кихоте.

И видит у меня только что купленную набоковскую книжку на ту же тему. Ну, отобрал сразу, мне даже почитать не оставил. Сидит и листает. Читает (цитирую по памяти): "Это самая страшная книга из всех, что когда-либо были написаны человечеством.."

И блаженно закатывает глаза, но бороду забирает в кулак.

Я заинтересованно прошу его объяснить, как он это понимает.

А надо сказать, что с Клубковым очень сложно разговаривать - еще сложнее, чем читать его с экрана, хотя он, конечно, человек гениальный. Надо попадать в резонанс и очень внимательно следить за ассоциативным рядом. Если этот ряд прослеживается. И примириться вдобавок с получасовыми паузами.

Так что Клубков задумался и нехорошо заулыбался. Штука была в том, что незадолго до этого он круто попал с зубами. Со всеми сразу. Ему лечили их не то месяц, не то два, канал за каналом. Отливали водой, совали очками в колоду с нашатырем. И он, разумеется, только о зубах и думал. А потому про Сервантеса молвил следующее:

- Уж... больно... с удовольствием... это... написано!.. Вот я скажу: женщина, которая сверлила мне зубы, была профессионалом высшего класса. Ей нравилось то, что она делала. Она смотрела мне не в рот... а в глаза...

Внезапно он вскинул палец и сам весь вскинулся, ткнул пальцем в мою жену:

- Одно лицо!...

Воображаемое

У меня поинтересовались, можно ли лечить воображаемое.

Опыт мне подсказывает, что да.

Правда, ко мне лишь однажды явилось настоящее воображаемое. Израненное существо, сто лет назад не попавшее на прием к Фрейду.

Зато успело попасть на прием ко мне.

Эту посетительницу ввел супруг, держа ее под руки. Усадил на стул и замер сзади. По лицу его я понял, что скоро он тоже явится, но уже один, и сам усядется на этот стул.

Я повернул к явившейся доброжелательное лицо и задал обычный вопрос о жалобах. Та начала за здравие (спина болит), а кончила за упокой: тон ее голоса показательно истончался и ослабевал, пока не вылился в тонкую, затухающую струйку: "и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и........" Больная осторожно, чтобы не удариться, стала сползать. Супруг подхватил ее, и она доверчиво обвисла в его сильных руках. Больше от нее ничего не удалось добиться.

Я быстро отреагировал и послал их к специалисту, жившему в отдельном флигельке. У него было лекарство от такого рода недугов: стопочка направлений в непопулярные лечебные учреждения города.

Небесные птицы

Люди живут и подражают, как заповедано, небесным птицам: не жнут, не пашут, не сеют.

Приехал мой товарищ-доктор по вызову. Осматривать пострадавшую 20-ти лет - забыл, что с ней было. Говорила за нее сестра: дескать, живет своей взрослой жизнью, отсутствует по три месяца по делам, потом возвращается с сифилисом, потом дела зовут снова.