Житие и деяния преподобного Саввы Нового, Ватопедского, подвизавшегося на Святой Горе Афон - [26]

знанием (’άγνωστον γνωσιν), как превышающее всякую естественную деятельность по причине своей умопостигаемости, и концом всякого созерцания, непостижимо и неизреченно соединяющим с Краем[163] желаний. Но если немного дальше поведем об этом речь, то должны будем сказать, что началом и основанием всякой телесной и душевной добродетели отцы называют страх Божий, обычно рождающийся от твердой веры. Ибо когда во главе стоит твердая вера в то, что Бог есть Судия (всех) и Мздовоздаятель каждому по его заслугам, тогда необходимо следует страх Божий, начало всякой добродетели, по словам Божественного Писания, и начало исполнения заповедей Божиих, ибо начало, говорит, премудрости страх Господень (Притч. 1:7), а где страх, там и соблюдение заповедей. Как превосходнейший воспитатель, страх Божий, взяв душу как бы за руку, сперва останавливает действия греха делом, а после этого (научает) ее – если она усердно ищет способа, каким легко может избавиться от раньше приобретенного бремени грехов, – и дальше быстро идти к Богу исполнением Божественных заповедей. Когда же эта работа[164] будет хорошо исправлена, с тщательным следованием закону об этом и трезвением, так что, с одной стороны, грубость и землистость плоти будет утончена, с другой – страстность и неразумность души хорошо и со всяким разумом будет подчинена последнему, обычно в результате является чистота сердца, которую испытавшие и изучившие это богоносцы называют и тишиной помыслов, и блаженной простотой, а также бесстрастием, совершенством и концом любви. С прошедшими так весь путь благочестия и сохранившими то, что по образу (Быт. 1:26), как следует непорочным, и дошедшими вследствие этого через чистоту, сколько возможно, до подобия (Быт. 1:26) Бог как со Своими беседует, как бы с некоторыми, если это не будет дерзновенно сказать, богами (см. Пс. 81:6; Ин. 10:34). Ибо Сам говорит: блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф. 5:8), – не только в будущем, как кто-нибудь мог бы подумать, но даже в настоящее время, согласно учению испытавших это богословов, чем полны священные книги и рассказы.

32

Одним из таковых был и тот, который является предметом слова, как еще яснее сейчас будет сказано. И вот, после того как он уже совсем отделился от людей – хотя и раньше нисколько не меньше удалялся их – и решился достигнуть совершеннейшего, и как только это стало ясным со многих сторон врагу нашего рода как из тех дивных дел, которые славный уже совершил, так и из того, что он, казалось, имел еще совершить, он тотчас возбуждает против него жесточайшую, какая только возможна, и решительную брань. Что это за брань? Мысленный дракон входит в огромнейшего по величине и страшного видом змея и, воспользовавшись им как бы орудием сражения с великим, входит в полночь в пещеру и тотчас принимается за борьбу, не скрывая каким-нибудь притворством коварство и не стараясь обольстить его обманом и издевательством, как прежде жену[165]. Ибо кого намеревался обмануть лукавый или как мог напасть помыслами на его ум, когда он давно уже отогнал их от себя подобно тому, как огонь из печи разгоняет и рассеивает в окружающем нас воздухе, по причине их легкости, комаров, мух и других подобных им насекомых! Но так как он знал, что имеет дело с мужем совершенным, преславно достигшим меры возраста полноты Христовой (Еф. 4:13), облеченным, по апостолу, всеоружием духовным, чтобы возмочь стать против козней диавола и мужественно выступить на брань против подчиненных ему начал и властей (см. Еф. 6:11–12), имеющим и телесный состав[166], совершенно покоренный (духу), изможденный продолжительным постом и от постоянного плохого питания почти бескровный, то сам злокозненный, приведенный в крайне затруднительное положение, недостойно себя, как можно было бы сказать, и бесславно нападает, подобно тому как начальствующие над войском или отрядом, не будучи в состоянии противостоять неприятелю походным строем, нападают вследствие этого фалангами[167], сохраняя целость рядов, или же, совсем отступивши назад, опять коварно бросаются немного спустя, а лучше сказать, как мухи, отскакивающие от здоровых членов и нападающие на обессиленных от ран.

И вот входит, как я сказал, чувственный тот змей в пещеру, имея движущим (его) мысленного (змея) и действуя по его желанию, и сначала шипением и свистом и некоторым необычайным стуком, казалось, потрясает пещеру, воображая себя страшным и несравнимым по величине и желая устрашить, безумный, льва тем, чем пугают неразумных детей. Когда же мудрый, нимало не обращая внимания на видимого (змея), священной молитвой вступил в борьбу со скрывавшимся за ним, оставаясь совершенно неподвижным и устремившись всей душой и телом к Богу, тогда приведенный в бешенство скверный (дивны суды Божии, которыми Он премудро исправляет нас, предавая иногда в руки беззаконных и праведного, чтобы, более испытанный, он оказался под конец более достойным награды и был для других примером терпения!) сильно бьет его хвостом, как бы железной булавой, по спине, крепко овившись сперва вокруг него со всех сторон.