Жители острова Хемсё - [22]

Когда снова настала тишина и были созваны из луга и из рощи беглецы — причем нашлись не все,— старуха пошла спать; но долго еще она лежала и прислушивалась, не услышит ли она, как Карлсон будет подниматься вверх по лестнице в каморку.

Глава IV

Сено было свезено под крышу, рожь и пшеница убраны. Подошел конец лета, и все в общем прошло благополучно.

— Малому везет! — говорил Густав про Карлсона, которому не без основания приписывали улучшение благосостояния.

Начался прибой кильки, и все мужчины, за исключением Карлсона, отправились на внешние шхеры, когда подошло время семье профессора возвращаться домой ко времени открытия оперы.

Карлсон взял укладку вещей на себя и бегал целый день в разные стороны все с карандашом за ухом; он выпивал пиво то у кухонного стола, то возле шкафа с провизией, то на крыльце. Тут он получал ставшую ненужной соломенную шляпу, там пару изношенных парусинных башмаков; трубку, невыкуренные сигары с наконечником, пустые коробки и бутылки, удилища, жестянки, пробки, парусное полотно, гвозди, все, что нельзя было взять с собой или что оказывалось лишним.

Много падало крох со стола богачей, и все чувствовали, что отсутствие отъезжающих будет ощутительно,— начиная с Карлсона, терявшего свою возлюбленную, и кончая курами и поросятами, которые перестанут получать праздничные обеды с господской кухни. Менее всего горька была печаль покинутых Клары и Лотты; несмотря на то что они не раз получали хороший кофе, когда приносили наверх молоко,— они все же сознавали, что для них весна вернется лишь тогда, когда осень удалит соперниц.

Поднялось волнение на острове, когда после полудня причалил пароход, пришедший за дачниками, потому что еще ни разу не было случая, чтобы пароход приставал к острову.

Карлсон руководил причаливанием, давал приказы и указания, пока пароход старался подойти к мосткам. Но при этом он ступил ногой на почву, которая удерживать его не могла, потому что морская жизнь была ему совсем незнакома, и в то самое мгновение, когда была брошена веревка и он желал в присутствии Иды и господ выказать свою ловкость, он получил по голове удар канатом, так что с него сбило фуражку, которая упала в море. В ту же самую минуту он вздумал потянуть за трос и поймать фуражку, но нога попала в какую-то щель; он несколько раз припрыгнул и упал, что вызвало ругань со стороны капитана и насмешки матросов. Ида, недовольная неловкостью своего героя, отвернулась; она готова была расплакаться, так ей было за него стыдно. При входе на сходни она сухо с ним простилась; пока он старался удержать ее руку и желал поговорить о будущем лете, о переписке и об ее адресе, сходни стали вырывать у него из-под ног; он подался всем телом вперед, и мокрая фуражка скользнула на затылок, а с мостика раздался громкий окрик штурмана:

— Бросишь ли ты наконец канат!

Новый залп отборных ругательств обрушился на несчастного влюбленного раньше, чем ему удалось освободить причал.

Пароход отошел и спустился по проливу, а Карлсон, как собака, хозяин которой уезжает, побежал по берегу, прыгая по камням, спотыкаясь о корни, чтобы попасть скорей на мыс, где у него за кустом ольхи было спрятано ружье для выстрела в виде прощального приветствия. Но надо думать, что он сегодня встал с левой ноги, потому что в ту минуту, как раз когда проходил пароход и он хотел выстрелить из высоко приподнятого ружья, оно дало осечку. Он бросил ружье в траву, вытащил платок из кармана и начал им махать; побежал вдоль берега, махая голубым платком, кричал «ура» и сопел изо всей мочи.

Но с парохода никто не отвечал; ни одна рука не поднялась, ни один платок не развевался в воздухе. Ида исчезла.

Он же неутомимо, неистово бежал через гранитные глыбы, попадал в воду, ударялся об ольховые кусты, добежал до плетня, наполовину проскочил через него, так что изодрался о колья. Наконец в ту минуту, когда пароход огибал мыс, он добежал до камышовой бухты. Не соображаясь с тем, что делает, он прыгнул в воду, еще раз замахал платком, и из его груди вырвалось последнее отчаянное «ура». Пароход исчезал за камышами, но Карлсон еще разглядел, как профессор замахал шляпой на прощанье. Затем пароход скрылся за лесом, потянув за собой сине-желтый флаг с изображенным на нем почтовым рожком, который еще раз промелькнул между ольхами. Затем уже все исчезло, только еще длинная полоса черного дыма стлалась по воде и омрачала воздух.

Карлсон побрел, плюхая по воде, к берегу и поплелся за ружьем. Он со злобой во взоре взглянул на него, как будто вместо ружья он видел перед собой ту, которая покинула его. Он встряхнул полку, надел новый капсюль и выстрелил.

Потом он опять вернулся на пристань и вновь представил себе всю сцену; как он, подобно паяцу, прыгал по доскам на мостках; он услышал снова ругань и взрывы смеха, вспомнил смущенный вид Иды и ее холодное рукопожатие, он еще ясно чувствовал чад от каменного угля и машинного сала, запах масляной краски, покрывающей пароход.

Пароход явился сюда, в его будущие владения, и привез с собой горожан, которые презирали его, которые в одно мгновение сорвали его с лестницы, по ступеням которой он успел уже довольно высоко подняться, которые — и что-то защемило у него в горле — унесли все счастье, всю радость проведенного лета.