Жить в эпоху перемен - [19]

Шрифт
Интервал

Ученый радостно посочувствовал:

— Да ведь у вас неприятности, как я слышал…

— Неприятности у меня были бы, если бы я вас не проверила. Теперь я знаю: за вами действительно стоит кое-какая сила, значит, будем с вами работать. А что вы думали, я доверюсь первому попавшемуся?

Не ожидал Георгий Степанович такой предусмотрительности. Он сразу подобострастно подобрался:

— Так вот почему вы сразу не согласились…

— Оставим болтовню, Георгий Степанович, и давайте-ка работать. Мне нужны гарантии безопасности. Дел мы с вами не имели, хотя квалификацию свою вы подтвердили. Так что мне нужны гарантии.

— Гарантии обеспечивает Борис Сергеич, — засуетился ученый и полез в затреханный «дипломат» за бумажками.

— Гарантии безопасности — это первое, — не слыша его, продолжила я. — Второе — работаем из следующей пропорции — шестьдесят процентов мне, тридцать — Нечипоренке, десять — вам. Вы не рискуете.

От такой наглости Георгий Степанович онемел, пару раз сглотнул, дергая плохо выбритым кадыком, и завопил:

— Да вы представляете мой объем работы? А выход в банк кто обеспечивает? Пойдите поищите, кто вам кредит даст! В три-то горла нехорошо, милая моя.

— Мне — шестьдесят, — скучным голосом сказала я, глядя мимо ученого. — Рискую я.

— Да чем вы там рискуете? — презрительно усмехнулся он. — Пару подписей поставить да пару раз в банк съездить — и вся ваша работа!

Я посмотрела на него в упор.

— Миленький мой, — ласково спросила я, — вы что думаете, вы первый у меня такой? Вы как считаете, с чего я поднялась? От трудов, что ли, праведных?

Торговые труды мало кто праведными считает, но поднималась я четыре месяца с двух занятых тысяч и чулочно-носочной реализации. Насиделись мы тогда с ребятами на картошке с растительным маслом на всю оставшуюся жизнь!

Георгий думал и дымился.

— Так у вас уже есть опыт? — осторожно спросил он.

— Опыт есть, плод ошибок горьких. Поэтому я знаю, кто рискует, чем и как. Мне — шестьдесят.

— Так может, уважаемому Борис Сергеичу двадцати хватит? — с надеждой спросил он. — Чтобы поровну…

— Это вы с ним сами договаривайтесь. Ваши деньги меня не волнуют, а что мое — то мое.

— Пятьдесят пять! — выпучив глава от напряжения, решился ученый.

Я подумала, взяла калькулятор и, прикрыв расчеты рукой, озабоченно воспроизвела на нем таблицу умножения на девять.

— Ну что же… Учитывая положение науки… Из уважения к вам… К Борису Сергеевичу… По рукам.

Георгий Степанович вытер ладошкой взопревшую лысину.

— Записывайте, Георгий Степанович, я продиктую список документов, которые мне необходимы.

— Какой список? Документальное оформление — моя забота.

— Мы работаем или торгуемся? — холодно осведомилась я. — Работаем? Тогда берите ручку и пишите. Первое. Технико-экономическое обоснование кредита на удобную вам сумму под договор поставки и договор реализации. Вот вам для работы мой баланс и банковские реквизиты. Второе. Письмо Нечипоренки с просьбой оказать спонсорскую помощь в размере кредита. Еще одно письмо Нечипоренки, датированное примерно неделей позже, с повторением просьбы. Можно подчеркнуть бедственное положение органов внутренних дел, трудности с материальной базой, зарплатой и прочее. Третье. Акты проверок санэпидстанции, пожарной инспекции, торговой инспекции на дату обращения в банк. Четвертое. Гарантия поручителя относительно возврата кредита. На пятьсот миллионов у меня активов не наберется.

Георгий перестал шуршать ручкой по бумаге и посмотрел на меня с заискивающей улыбкой:

— Ох, непроста, Анна Сергеевна, непроста… Думается мне, что если вас потрясти, так и не пятьсот миллионов наберется…

— Я не считаю ваши деньги, вы — мои. Не отвлекайтесь, пожалуйста. Срок подготовки документации — неделя. Успеете?

Ученый призадумался.

— Придется поднапрячься.

— Поднапрягитесь, миленький, поднапрягитесь. Если не успеете — через неделю работу с вами прекращаю безоговорочно. Так что подумайте, может, то, что попроще, я сама подготовлю? Дело-то общее. Письма Нечипоренки, например. Там большого ума не надо, с этим даже я справлюсь. Чайку не хотите?

— Спасибо, не откажусь… Ох, и хватка у вас, Анна Сергеевна. Мы сделаем так, — он вбухал в чашку шесть ложек сахара, испортив мой отличный чай, и приступил к руководству: — Я займусь отработкой связей с банком, расчетами, с гарантом надо поработать, а вам, пожалуй, действительно оставлю бланки. У меня есть бланки с подписью Борис Сергеича, ну, вы там придумаете, что написать. Если возникнут трудности — обращайтесь, я помогу.

И сам дал он мне, сам, собственноручно вручил три бланка со штампом, печатью и подписью бандита Нечипоренки! Я аккуратно закрыла их в сейф.

— Мы с вами должны оправдать доверие Бориса Сергеевича, — внушила я ученому. — Мы с вами не можем его подвести. Ну что же, Георгий Степанович, — демократически пошутила я, — выпьем еще чайку за успех нашего дела — и вперед? По коням?

Ученый слопал еще шесть ложек дармового песка, рассказал мне, как он способствовал прогрессу известного оборонного гиганта, и как его звали туда работать на должность коммерческого директора, и какие непроходимые дураки конструкторы, и как ему было плохо с ними, и как ему хорошо со мной и Борис Сергеичем. После чего он был оттеснен мною к двери и удален.


Еще от автора Елена Леонидовна Елисеева
История экономических учений

Издание предназначено для подготовки студентов экономических специальностей к сдаче экзаменов и зачетов. Конспект представлен в соответствии с современными стандартами.В курсе лекций представлены наиболее полные ответы.Конспект лекций поможет в подготовке и успешной сдаче экзаменов.


Рекомендуем почитать
Метелло

Без аннотации В историческом романе Васко Пратолини (1913–1991) «Метелло» показано развитие и становление сознания итальянского рабочего класса. В центре романа — молодой рабочий паренек Метелло Салани. Рассказ о годах его юности и составляет сюжетную основу книги. Характер формируется в трудной борьбе, и юноша проявляет качества, позволившие ему стать рабочим вожаком, — природный ум, великодушие, сознание целей, во имя которых он борется. Образ Метелло символичен — он олицетворяет формирование самосознания итальянских рабочих в начале XX века.


Волчьи ночи

В романе передаётся «магия» родного писателю Прекмурья с его прекрасной и могучей природой, древними преданиями и силами, не доступными пониманию современного человека, мучающегося от собственной неудовлетворенности и отсутствия прочных ориентиров.


«... И места, в которых мы бывали»

Книга воспоминаний геолога Л. Г. Прожогина рассказывает о полной романтики и приключений работе геологов-поисковиков в сибирской тайге.


Тетрадь кенгуру

Впервые на русском – последний роман всемирно знаменитого «исследователя психологии души, певца человеческого отчуждения» («Вечерняя Москва»), «высшее достижение всей жизни и творчества японского мастера» («Бостон глоуб»). Однажды утром рассказчик обнаруживает, что его ноги покрылись ростками дайкона (японский белый редис). Доктор посылает его лечиться на курорт Долина ада, славящийся горячими серными источниками, и наш герой отправляется в путь на самобеглой больничной койке, словно выкатившейся с конверта пинк-флойдовского альбома «A Momentary Lapse of Reason»…


Они были не одни

Без аннотации.В романе «Они были не одни» разоблачается антинародная политика помещиков в 30-е гг., показано пробуждение революционного сознания албанского крестьянства под влиянием коммунистической партии. В этом произведении заметно влияние Л. Н. Толстого, М. Горького.


Книга Эбинзера Ле Паж

«Отныне Гернси увековечен в монументальном портрете, который, безусловно, станет классическим памятником острова». Слова эти принадлежат известному английскому прозаику Джону Фаулсу и взяты из его предисловия к книге Д. Эдвардса «Эбинизер Лe Паж», первому и единственному роману, написанному гернсийцем об острове Гернси. Среди всех островов, расположенных в проливе Ла-Манш, Гернси — второй по величине. Книга о Гернси была издана в 1981 году, спустя пять лет после смерти её автора Джералда Эдвардса, который родился и вырос на острове.Годы детства и юности послужили для Д.


Умница, красавица

В наше время никто не бросается под поезд от любви… Но ведь у каждого свой личный поезд, правда? В наше время никого не шокирует развод… если он чужой. В наше время никого не волнует измена. А если это НАМ изменили?История современной Анны Карениной, нашей близкой знакомой, умницы и красавицы, читается на одном дыхании, волнует и заставляет подумать о своем, личном, а присущая автору ирония делает ее не только увлекательной, но и трогательно-смешной.Соня Головина – счастливица. У нее есть все, трудно даже перечислить, сколько у нее всего есть, и все на удивление замечательно: и муж, и любовник, и свекровь, и положение в обществе, и работа в Эрмитаже, и обеспеченность – она даже забывает получать зарплату.


Колыбельная для Волчонка

Две жизни. Две судьбы. И одна любовь.Любовь, в которую давно уже не верит автогонщик по прозвищу Белый Волк, внешне — мужественный супермен, а на поверку — мучительно одинокий, изверившийся в жизни человек…Любовь, которая озаряет новым светом жизнь независимой и гордой Ирины, не так давно потерявшей все, что было ей дорого, погруженной в черный омут безнадежности…Две боли. Две надежды на счастье. И — одна любовь...


Сага о бедных Гольдманах

Семейные интриги, ревность и соперничество двух сестер, такое долгое, что становится судьбой, любовь к одному – на двоих – мужчине... Некрасивую, упрямую, бедную сестру снедает зависть к богатой, красивой, нежной, очаровательной. «Плохая девочка» станет главным редактором глянцевого журнала, «хорошая девочка» – новой русской женой, и это не мыльная опера, а полная реалий жизнь ленинградской семьи с конца 70-х годов до наших дней, история о том, как дети расплачиваются за ошибки родителей, о незабываемой любви, о самой жизни...


Бред сивого кобеля

Казалось бы – что нужно женщине для счастья? Любящий муж, богатый дом… Но рядовой поход в гости к свекрови перевернул всю ее жизнь. Нежданно-негаданно она встретила там Его. И утонула в его глазах, и забыла обо всем. Хотя… у нее нет права его любить.