Жить и сгореть в Калифорнии - [28]

— Это ты устроил поджог, Тедди?

— Нет.

Приподняв Тедди, Джек бьет его коленом в грудь. У того из легких вырывается хрип, от которого Джеку становится слегка не по себе. Но он помнит: выполняешь работу, выполняй ее как следует, на совесть, — и он бьет Тедди коленом еще два раза, после чего швыряет его об пол с такой силой, что голова того, ударившись о цемент, дергается как у марионетки.

Джек отступает, а Тедди корчится на полу.

— Ну а ты неужели хочешь, чтоб с хорошим человеком случилось плохое? — спрашивает Джек.

— Ты полоумный! — стонет Тедди.

— Именно. И заруби себе это на носу, Тедди, — говорит Джек. — А теперь напишешь признание или начнем по новой?

— Я требую адвоката.

Джек понимает, что этого допускать он никак не должен. Переговорив с адвокатом, Тедди узнает, что на него вешают убийство, и тогда ни о каком признании не может быть и речи.

— Ты что-то сказал? — спрашивает Джек. — Ты, похоже, бредишь, парень. Об стенку треснулся? Или накурился чем? А может, ты колесами разжился?

Джек пинает его ногой, крепко пинает. Тот корчится сильнее.

— Хватит, — говорит Джек. — Это поджог. Получишь восемь лет. А можешь скостить до трех. Три ты как-нибудь выдержишь.

Тедди лежит на полу, ловит ртом воздух.

Бентли отворачивается, становясь лицом в угол.

— Хочешь еще, Тедди? — спрашивает Джек. — Только учти, на этот раз я могу и не так тебя отделать. Я беру высоту два двадцать, так что, если я прыгну и приземлюсь на твою спину…

— А если это я поджег?

— Если?

— Поджег я, — говорит Тедди. — Но Азмекян нанял меня на это дело, и в суде я так и скажу.

У Джека — как гора с плеч. Ведь жизнь Гусмана в его руках, он несет ее как драгоценную вазу, которую не хочет ронять.

Не проходит и десяти секунд, как Тедди, сидя на стуле, строчит как сумасшедший. Пишет все как надо. Когда дело сделано, Бентли говорит ему:

— Ну и кретин же ты! Там парень сгорел на твоем пожаре. Ты сейчас в убийстве расписался!

И Бентли хохочет.

Джек даже из коридора слышит хохот Бентли и как кричит Тедди:

— Сволочи! Подонки! Обдурили! Подонки проклятые!

Потом затихает и начинает валить на Азмекяна. Валит по полной, рассказывает и про другие его поджоги и прочие делишки. Роет и роет, как крот, — лишь бы скрыться, убежать подальше от мертвого тела на складе.

А Джека тошнит.

Ему еще не доводилось подложить кому-то такую свинью.

Конец рабочего дня, он уходит, идет к отцу, и они вместе до темноты плавают на досках. Летти он говорит, что в этот вечер хочет побыть один.

27

История Джека Уэйда, часть третья.

Джек дает показания на разбирательстве уголовного дела Азмекяна.

В ответ на вопрос окружного прокурора он, обращаясь к присяжным, говорит:

— Способ поджога весьма схож с тем, что мы не раз наблюдали у известных поджигателей, в числе которых у нас значится и мистер Кул. Мы допросили мистера Кула, представили ему свидетельствующую против него улику, и он написал признательное показание о том, что совершил этот поджог, и указал на мистера Азмекяна как на сообщника.

— Какого рода улика была представлена?

Джек с готовностью отвечает:

— Мистер Кул забыл на месте преступления канистру из-под бензина, на которой мы обнаружили отпечатки его пальцев.

Присяжные пожирают его глазами и ловят каждое его слово.

— Не было ли оказано давление на мистера Кула, дабы заставить его дать это показание?

Джек ухмыляется:

— Ни малейшему давлению он не подвергался.

Прокурор вызывает Кула, который в своей оранжевой арестантской робе имеет в должной мере преступный вид. Содержится он в окружной тюрьме, где ожидает судебного разбирательства уже собственного его дела. От показаний его многое зависит. Но то, что он сделал для Азмекяна, вторично. Главное, за что он ответит, — это труп ночного сторожа. После рутинных предварительных вопросов окружной прокурор берет быка за рога.

— Это вы подожгли Атласский склад?

— Нет.

У сидящего в задних рядах Мать-Твою Билли отвисает челюсть, потому что страховая компания «Жизнь и пожар в Калифорнии» отказала в выплате страховки Азмекяну на основании признательного показания Тедди Кула. Азмекян, не будь дурак, вчинил им иск, и через три месяца должен состояться гражданский суд. И было бы весьма эффектно, если б Азмекяна доставили на суд в наручниках.

Окружной прокурор менее впечатлителен, но хмурится и он. Слегка сглотнув от неожиданности услышанного, он задает вопрос, немало потом веселивший местное юридическое сообщество.

Он спрашивает:

— Так вы не поджигали?

— Не-а.

Окружной прокурор возвращается на место и начинает рыться в бумагах. Вытаскивает письменное показание Кула и громко зачитывает его. Затем спрашивает:

— Разве не вы это написали и подтвердили правдивость ваших слов под присягой?

— Ага, — говорит Кул и, выждав паузу, как хорошую тюремную шутку роняет: — Но я соврал!

Джек чувствует, что тонет.

Его карьера, ухнув, проваливается в тартарары, летит ко всем чертям в выгребную яму.

— Больше вопросов не имею, — каркает окружной прокурор.

Однако у защитника Азмекяна вопросы имеются.

— Вы сказали, что ваше показание ложное, мистер Кул.

— Ага.

— Зачем же было лгать?

Кул лыбится в сторону Джека, потом говорит:

— Потому что помощник шерифа Уэйд выбил из меня эту ерунду.