Жилюки - [26]
Совинская обняла девушку.
— Кому сказать? Что сказать? Марийка, ну, хватит, перестань плакать!
Девушка оторвалась от учительницы, вытерла глаза.
— Андрею скажите. В эту ночь он решил поджечь солтыса. — И оглянулась: нет ли кого, не слыхал кто ее слов?
Вон чего она так напугалась!
— Он тебе сам сказал?
Марийка кивнула.
— За отца будет мстить. Сказал: «Как только стемнеет, все дымом пущу…» И дома его нет… Его поймают, пани Софья, — снова всхлипнула девочка.
Совинская собрала листки бумаги, спрятала в сундук.
— Что же ты так поздно? — спросила она наконец, думая о чем-то другом. — Уже вечереет.
— И так насилу вырвалась. Граф будто скоро должен приехать, прибираем всюду…
Глазами, полными слез, Марийка следила за каждым движением учительницы, ждала от нее совета.
— Ты, Марийка, иди. А то еще спохватятся, узнают, что у меня была. К Жилюкам я сама пойду. — Она обняла девочку, прижала к себе. «А где же моя любовь? В каких краях, на каких дорогах? Говорят — скоро вернется. А когда это скоро? Два года, третий уже, как нет Степана». Сердце заныло, и Софья крепче прижала Марийку, поцеловала в лоб.
— Иди, Марийка, — легонько отстранила девочку.
Та взглянула на нее умоляюще, покраснела, блеснула глазами.
— Будьте здоровы.
Смотрела, как девочка метнулась тропинкой к реке и берегом подалась к графскому дому, а перед глазами, окутанный голубою мглой, словно в тумане, стоял он, Степан, ее любимый, суженый. «Где ты, друг мой? Я жду не дождусь… Слышишь, Степан?» А даль густела, темнела. Вот и совсем померкло… Порыв ветра стукнул окном, вывел Софью из задумчивости. «Ой, что ж это я?» — спохватилась она. Закрыла окно, поправила косы и вышла. «Хоть бы застать, — билась тревожная мысль. — Как же это он? И не посоветовался…»
У Жилюков света не было. И во дворе никого… Подошла, постучала в окно.
Выбежала Яринка — обрадовалась, узнав.
— Андрей дома?
— Нет, куда-то ушел.
Сердце заколотилось.
— Да вы заходите, — приглашала Яринка.
Переступила порог, и сердце забилось еще сильнее: в последний раз переступала этот порог также вечером, следом за Степаном. Он еще за руку держал, чтобы не споткнулась или не ударилась обо что-нибудь в потемках.
У печи хлопотала Текля.
— Добрый вечер вам в хату.
Текля и рогач выронила. Стояла, опустив длинные, тонкие руки, не веря своим глазам.
— А мы уже думали — никогда не зайдете… Загордились, — сказала она чуть не сквозь слезы. — Как уехал Степан, словно забыли нас… Да проходите же, садитесь. — Текля метнулась, обмахнула тряпкой скамью поближе к столу.
— Кто там? — отозвался с полатей хриплый мужской голос.
Софья ступила вперед.
— Добрый вечер… — Она так и не назвала Жилюка ни дядей Андроном, как могла бы назвать до знакомства со Степаном, ни отцом, хоть в мыслях и вертелось слово «отец»… «Добрый вечер, отец». Ведь они со Степаном обручены. Без свидетелей, правда, без лишнего глаза, вот тут, в этой хате, при отце и матери, Степан назвал ее своей нареченной тогда, в тот далекий вечер, когда она впервые переступила их порог и когда он, ее любимый, уезжал в далекую, незнакомую Испанию, где клокотали бои, где бились интербригады, обороняя молодую республику рабочих и крестьян.
— Видите, что со мной сделали… — охал, поворачиваясь на скрипучих полатях, Андрон.
Текля зажгла лучину, огонь раскачивал сумрак, разгонял его по углам, освещая лицо Жилюка — все в синяках. Софья ужаснулась.
— Могли и убить, — натужно промолвил Жилюк. — Что им?
Совинская поправила на нем одеяло.
— Звери, а не люди, — прибавила Текля. — Чтоб так, ни за что ни про что, искалечить человека…
— Примочки делаете? — спросила Софья.
— На холеру они ему! И так пройдет.
Андрон промолчал.
«Но как же с Андреем? Неужели до ночи он так и не вернется?» — беспокоилась Софья.
— Андрея куда-нибудь послали? — спросила она.
— Крутился во дворе, — сказала Текля. — Разве у него узнаешь?
— Может, коня повел пасти, — добавил Андрон.
«Подожду, может, подойдет. Еще ведь рано». Рассказывала Текле, как делать примочки, а у самой болело сердце за парня. «Ну как сгоряча надумает сейчас, вечером? Почему не зашел, не сказал?»
— О Степане так ничего и не слышно? — спросила Текля.
«Что им сказать? Что должен быть здесь? Что уже в дороге? Но этого же нельзя. Мать есть мать — возьмет и похвалится кому-нибудь, поделится с кем-нибудь радостью. Не успеет Степан и ступить на родную землю, как снова начнут за ним охотиться. Нельзя. Потерпите, мама. Больше терпели».
— Не слышно, — сказала она глухо и все же прибавила: — Из Испании вроде бы выехали, а дальше куда — кто их знает…
Наступило молчанье.
— Не дадут они ему покоя, эти душегубы, — снова вставил Андрон. — Хоть и приедет, вынужден будет сидеть, как рыба в мотне… Холера ясная! Надо бы с ними поквитаться.
— Что ты мелешь? Что несешь? — всплеснула руками Текля.
— А то, что слышишь! — огрызнулся Андрон. — Свое дело знай!
— Боже мой, какой грозный!
— Такого человека загубили, — не обратил внимания на ее тон Жилюк. — Да Федор один переколошматил бы их.
— Что и говорить, — поддержала Андрона Софья, — слишком уж он был неосторожный.
Андрея все не было. «Надо идти. Может, он ко мне забежит». Посидела еще несколько минут и поднялась.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».