Жили-были-видели… - [35]

И вот наконец позади предотъездные хлопоты, и мы, партия геологов человек в двенадцать, в кабине ИЛ-18 летим через континент рейсом Москва – Петропавловск-Камчатский. Невообразимо огромная и пустая страна! Внизу проплывает географическая карта, и лишь изредка, по долинам рек, в сумерках виднеются небольшие купы огоньков. При подлете к Якутску командир экипажа уточняет, что никому сходить не надо, и принимает решение лететь дальше на Петропавловск без посадки.

Летели часов двенадцать, но все когда-нибудь кончается. Посадка. Аэропорт Елизово. Пограничный наряд с собакой заходит в самолет, тщательно проверяет документы, слегка придирается к охотничьему оружию, на которое, впрочем, есть документы владельцев. Геологов здесь уважают, и пограничники вскоре успокаиваются.

Грузимся на машину и вскоре оказываемся на базе экспедиции. Здесь надо ждать сколько-то дней «борт», чтобы лететь дальше, в район работы – бассейн реки Пенжины, – это еще на полторы тысячи километров к северу, но по местным понятиям – недалеко. А пока располагаемся на базе и знакомимся с местными достопримечательностями. Это, прежде всего, город Петропавловск-Камчатский, до него километров двадцать, ходит автобус. На другой день едем с Борькой, автобус набит битком, стоим, я чувствую, что обвисаю на поручне, засыпаю, ничего не могу с собой поделать, Борька тоже чувствует себя не лучше – сказывается разница во времени, сейчас по московскому – час ночи, а спали мы неважно. Но стоило приехать в город, смурь как рукой сняло: широченная Авачинская бухта необычайной красоты, городок карабкается по склонам окрестных сопок, дальше видны снежные вершины вулканов. Погуляли, зашли в ресторан, выпили сухого вина за приезд (об опасности для здоровья местных крепких напитков были предупреждены заранее – бывали и смертельные случаи). Ближе к вечеру поехали обратно на базу. Там нам рассказали о первых потерях: молодой парень, участник нашей партии, перекупался в знаменитых местных радоновых источниках на реке Паратунка и теперь лежал красный, с температурой под сорок и лихорадкой. К счастью, наутро все прошло.

Начальник просил не расслабляться: погода на трассе благоприятная и в любой момент может последовать команда об отправке. Так вскоре и случилось, и на другой день мы погрузили имущество и самих себя в неудобный, но надежный Ли-2, и вот мы уже летим вдоль тихоокеанского побережья на север. Болтает. Слабые страдают, но мы с Борькой – ничего, пытаемся играть в картишки и смотрим в иллюминатор. Первая посадка – на острове Корф. Длинная голая галечная коса в океане вблизи обрывистого, неприветливого берега. В шторм через косу перелетают океанские брызги. На косе – рыбоконсервный завод и взлетная полоса из железных решетчатых пластин, оставшаяся еще от времен американских военных поставок по ленд-лизу. Вдоль полосы гуляют в свободное время местные работницы, завербованные по контракту и абсолютно бесправные – у них отобраны документы, а уехать без документов в пограничной зоне невозможно. За те пару часов, что мы тут простояли, каких только горестных историй и просьб о помощи не случилось услышать, но помочь ничем нельзя – ссориться с местным начальством никто не хочет.

Наконец почта выгружена, самолет заправлен, получено добро от синоптиков, и – в дорогу. Еще триста километров – на северо-запад, в глубь континента. Это уже собственно Чукотка, хотя административно принадлежит к Камчатке. Садимся на полосу посреди ровного тундрового кочкарника, жилья не видно, только аэродромная будка, чукотский поселок Аянка – в нескольких километрах от аэродрома, но дороги туда нет, добираться нужно пешком. Выгружаемся и организуем временный лагерь.

Широта Архангельска. Начало июня, солнце почти не заходит, жарко, температура градусов двадцать пять. Поют комары. Сходили искупаться в озерке, и комары отстали. Пока.

Первую и несколько последующих ночей в этих местах меня преследуют странные, очень красочные и насыщенные действием сны. Сериалы с продолжением. Особенно запомнился один. Действие происходит в Париже. Я перемещаюсь в знакомых мне по книгам в деталях парижских декорациях, разыскиваю с какой-то целью моего приятеля Витю Тупицина и некоторых других знакомых мне людей, встречаюсь с ними в кафе «Куполь», происходят с нами различные приключения и т. д. Интересно, что, когда я в 90-м году действительно был в Париже и ходил по этим местам, меня преследовало все время ощущение дежавю. Думаю, мое сумеречное сознание в тот период в значительной мере находилось под воздействием резкого временного сдвига и белых ночей.

За те два дня, что мы стояли лагерем на аэродроме Аянка, начальник партии облетел на вертолете квадрат в среднем течении реки Пенжины – наш предполагаемый район деятельности – и выбрал место для постоянного лагеря. Настал момент перебазирования. Вертолет за несколько рейсов перебросил нас и наш груз в выбранную точку – километрах в сорока от Аянки, и вот мы стоим на широкой речной галечной косе, отделенной от основного берега узкой протокой. Берег низкий, заросший густым лесом. Коса кое-где завалена кучами плавника – сухих деревьев, нанесенных весенним половодьем. «Здесь будет город заложен…» Здесь предстоит нам прожить до осени, и отсюда мы будем отправляться в ближние и дальние маршруты – выкидушки, по выражению геологов. Дистанция этих «выкидушек» определяется размерами нашего квадрата – примерно пятьдесят на пятьдесят километров по карте. И здесь мы с Борькой вдруг узнаем, что нам предстоит работать в основном отдельно друг от друга: согласно плану начальника, мы, как люди взрослые, опытные и способные ориентироваться по карте, получаем каждый под свое начало по молодому парню-помощнику и будем действовать в «выкидушках» самостоятельно. Видеться же и общаться придется в перерывах между походами, во время пребывания на базе. Грустно, но ничего не поделаешь, да и в решении начальника есть резон: у меня в подчинении оказывает