Глава девятая
Пикник на обочине
Что за день сегодня! Чудо, а не день! На небе ни облачка, и солнце с утра висит над рекой и греет, греет. Словно торопится в такие вот прозрачные, безоблачные дни уходящего лета отдать земле как можно больше тепла. Нагретый воздух лениво распластался на воде, отчего та подобрела, умаслилась и затихла. Лишь иногда волнуют ее частые лоснящиеся бугорки от проходящих мимо суденышек.
На контейнеровозе сегодня тоже относительно тихо. Подготовка к отплытию подходит к концу. Груз получен, бумаги оформлены, команда скомплектована.
Машины вроде в полном порядке (тьфу, тьфу, пронеси нечистую!).
Сегодня последний день. Витька Железнов с утра гундосит: «Последний нонешний денечек гуляю с вами я, друзья». Славка решил провести вечер с родителями. Соскучился по ним. Толком и поговорить не удалось…
До «инспекторской» проверки капитаном судна, которая стала уже традиционной перед каждым отплытием, никто в город, конечно, не тронулся. Чего-то долго не спускается «кэп» в машинное. Ну наконец-то! Сначала на трапе появились несравненные «мастерские» желтые ботинки, по исполнению похожие на бутсы, потом знаменитые «дудочки», за ними не менее известный в СМП дынеобразный живот Льсанмакарыча. С порога вопросил:
— Как работает сердце доблестного «Моряка»?
— Бесперебойно, — отрапортовал Славка.
И «мастер» прошелся пару раз вокруг «главного», добродушно и удовлетворенно причмокивая, не контроля ради, а так, «для порядка», который должен на судне блюстись неукоснительно. Именно в этот момент по селектору опять:
— «Дед», к тебе визитер.
Славкино сердце сразу провалилось куда-то и повисло на волоске бездыханное: «Неужто она?» Но, как мог, виду не подал, не стал спрашивать, кто да что. Поднялся вместе с «мастером» на палубу, даже обменялся с ним какими-то словами и уж тогда — к перекидному трапу.
Стоит! Она!
С этой минуты Славка никого и ничего больше не видел. Кроме нее. Стоит, улыбается грустно и… виновато. Он сбежал по трапу, остановился рядом и не знал, что сказать. Инна подняла медленно руку и погладила его щеку.
— Славик, поехали за город.
Какой такой «загород», что за «загород», при чем тут… Господи, да Инна пришла! За город, конечно, за город! Куда угодно! С ней! Славка заскочил в свою каюту, ополоснулся, переоделся, задыхаясь прибежал к «кэпу» доложиться. Льсанмакарыч посмотрел на него тревожно и вдруг притормозил:
— Михалыч, у тебя все нормально, ну это… дома? А то ты же знаешь, ты правая рука, на тебя надежда…
— Лучше не бывает! — заорал радостно Славка, и «мастер» удовлетворенно благословил:
— Тогда шуруй.
В машине Славка так и не пришел в себя. Он все смотрел на Инну, а та взглядывала на него в зеркало и смеялась:
— Не гляди так, Славик, не то руки дрогнут и врежемся.
Тогда он переводил глаза на дорогу. По обе стороны мелькали кусты и деревья, с правой стороны за зеленью проблескивала голубая в искорках вода. Как изящно, как уверенно она водит машину! Славка вдруг спросил:
— Ой, а куда это мы едем?
Инна, засмеявшись, запрокинула голову и обнажила белизну крупных зубов.
— Славик, да ты спишь никак! Забыл наше с тобой место?
Ну да, конечно, это же дорога на Малые Карелы. Вот и развилка. Километров через пять мысок на Двине, куда они с Инной пару раз наведывались, когда только что поженились. Место уникальное по красоте, только бы там никого не было сегодня или хоть поменьше народу, что ли.
Инна безошибочно свернула с дороги как раз напротив мыска, хотя того отсюда было не видно из-за зарослей… «Ну и память!» — восхитился Славка. Жена первой выскочила из машины и побежала к воде. Там скинула туфли и забрела по колено, закричала радостно:
— Теплая!
Славка прямо в кабине скинул рубаху, джинсы и быстро засеменил пятками по песку к реке. Бухнулся животом прямо у берега на мель, заперебирал ногами, потом поплыл на глубину. Инна упала коленями на песок и подняла в хохоте лицо к небу. А Славка уже на течении, на глубине, кувыркался, махал саженками, дул «по-моржовьи» носом, лежал на спине, и прохлада воды смывала с его уставшего тела, с его сердца всю горечь и тяжесть последних дней. А жена, как и когда-то давно, прыгала на берегу, смеялась и кричала: «Не утони-и!»
Потом они развели костер, и Инна с белым пером из хвостика чайки в волосах исполнила ритуальный танец жертвоприношения племени «мамба-нямба». Славка покорно подставил свой живот под Иннино колено, и из его головы в торжественной обстановке под бой тамтамов был извлечен волос и подвергнут сожжению. Когда вконец обессилели и уж не могли смеяться, Инна извлекла из сумки термос с кофе, бутерброды — и «Оп!»— щелкнула она пальцами. В руке красовалась бутылка коньяка. Славка, восхищенный, только раскрывал рот. Все это — весь сегодняшний день, с его тепло распахнутой синевой, этой удивительной загородной прогулкой, близостью темных желанных глаз жены, — все это чудесная сказка, подарок, праздник, который вчера еще казался невероятным, и Славка растроганно и растерянно молчал. Ему и не хотелось ничего говорить, высказывать какие-то совсем ненужные сейчас, заведомо малоценные слова. Она ведь здесь, с ним, и все вокруг спокойно и совершенно.
