Жил-был на свете человек - [2]

Мало ли чего еще пережила деревня! А тот тяжелый год, когда суховей выжег все поля и луга? Черной бедой накатился голод. Сколько народу покинуло тогда сельские места... А Халим со своей женой хоть и ел лебеду, а от родного аула - ни на шаг.

Так и жили. Годы брали свое. Перед самой Великой Отечественной умерла жена. Детей у них не было. И остался Халим вдовцом, один как перст. И с того дня вдруг постарел сразу, прямо на глазах сдал. И когда успел поседеть, когда ссутулился?.. Вот что значит жизнь! Соседи молча жалели его, сочувствовали. Со временем стали называть уважительно: Халим-бабай. Дедушка, значит. Жалким старичком тоже называли. Однако он еще не был таким уж жалким.

Потихоньку продолжал Халим-абзый ухаживать за лошадьми на конном дворе. Но и тут судьба обошлась с ним не слишком ласково. Как собственных детей, пестовал он резвых молодых коней... А их вдруг откомиссовали, забрали на войну. Сельчане, бывало, плакали горькими слезами, провожая своих сыновей на войну. Придет с фронта письмо - не нарадуются. А что оставалось делать старому Халиму? Его кони - тоже на фронте! Кто о них ему сообщит, кто от них весточку пришлет? Живая тварь, она ведь тоже как преданный друг, как попутчик в жизни. А лошадь - тем более. Она же только разговаривать не умеет. А все понимает - и слово, и ласку. Глянет своими красивыми глазами, улыбнется. Будто благодарит.

Тяжелые, бессонные ночи напролет думал Халим-абзый про своих гривастых питомцев. И где теперь его Сокол? Пушку ли тащит в упряжке или, может, издыхает от ран... А та, веселая озорница Звездочка? До чего хитра была, чертовка! Подойди к ней с хомутом в руках - опустит голову, глянет на тебя эдак мягко, умоляюще, мол, ах, пожалел бы ты меня, не запрягал бы сегодня, неможется мне... А что теперь с той Молнией? Ну и горячий был конек. Не успеешь поднести хомут, он уже голову просунул. А ну, мол, давай, куда тебя прокатить с ветерком?.. В оглобли входит - аж приплясывает. А уж запряг держи вожжи крепче! Как встрепенется, мотнет шелковистой гривой, взыграет всем своим изящным телом и птицей устремится вперед. Одно слово - Молния! Этого и смерть не возьмет. Надо попросить после войны, чтобы дали нам с ним повидаться. Да самому комиссару можно написать, чтобы вернули обратно нашего солдата в родной колхоз. А что? Могут и вернуть. Вернут!..

О аллах, кто же думал, что эта кровавая страда затянется так надолго! Старый Халим, вот он, возвращается из города. Что-то порядочно приотстал от своих спутников...

Как же оно началось-то, это хождение в город?

Как-то однажды завернули к Халиму на дом женщины. Может, вспомнили про почтенного односельчанина, решили проведать, узнать, как поживает, дни коротает. Холодно, неуютно было в доме у старика. Откуда они могут быть у одинокого, уют да радость? Без хозяйки дом - сирота! Тем более в войну. Топить нечем, с едой перебивается кое-как, а про одежду да обувь и мечтать не приходится.

Хозяин был занят делом: ладил новенькие санки. В эту зиму он их наделал уйму. Тому за деньги продаст, другому - в обмен на что-нибудь. Сироткам, малышам соседей, павших на войне, и за так преподнесет. Мол, может, добром отплатишь, когда в мужики вымахнешь... Мастер он был не ахти какой, а все же умение пригодилось...

Увидев в дверях неожиданных гостей, Халим было растерялся. "Уж не весть ли какую черную несут?" - екнуло сердце. Но на лицах у женщин ничего такого не увидел.

Сперва, ясное дело, поговорили о радостных делах на фронте. Все они уже знали, как, спотыкаясь, падает фашистская нечисть, отступая под ударами наших войск. Но все равно приятно было каждому еще раз поговорить об этом. Громко, весело раздавались голоса женщин в доме Халима, наперебой высказывали они свою сладчайшую надежду: "Уж немного остается терпеть..." Ах, эти женщины, ах, эти милые душеньки, умеют же они, позабыв свои горькие страдания, рассмеяться светло и приветливо, а заодно и тебя одарить радостью, и ты хоть на минуту, да счастлив возле них!

Старик взбодрился духом.

- Вот я и думаю, то ли уж самому дабравульно пойти на фронт, исколошматить фашиста вконец! - возвысил он голос, по-солдатски, этаким орлом выступая в середину избы.

Гостьи озорно расхохотались. А одна возьми да и скажи:

- А что? Разве ты не сгодился бы в солдаты? Еще как! Стройный, крепкий, руки-ноги что надо. Но, Халим-абзый, там, на фронте-то, солдат и без тебя хватает. Как-нибудь сами справятся с проклятым фашистом. Чтоб поумней был, в чужой огород нос не совал.

- И то правда, доченька, - сказал старик в ответ. - Дай аллах помощи нашим львам.

Старик хотел сказать еще что-то, но другая гостья неожиданно переменила тему разговора.

- А мы ведь, Халим-абзый, к тебе по делу.

- Хе, вот как. Что же это за дело? Давай-ка выкладывай, послушаем...

- Ты вот делаешь да делаешь эти свои санки. А не собираешься ли сам с ними в город пройтись? Вот что мы хотели спросить у тебя.

- Нет, доченьки, не собираюсь, - сразу твердо ответил хозяин. - Что я там позабыл? Нет, милые мои, на пустых-то санях только с горки катаются...

Женщины и сами понимали: откуда же они у старика, молоко, мясо, масло да сливки? Ни коровы во дворе, ни козы. Курочки снесутся раз в три дня, да и те теряют яички-то черт знает где...