Жиголо - [16]

— Заплутал, раб божий, — слышу ЕГО голос. — Ну-ну, а ты по камням-по камням иди, а вот по красным не ходи.

И вижу: тропа очищается, наливаясь благостным светом, но многие камни точно облиты густой киноварной кровью. И тем не менее я понимаю: путь мой отныне зрим.

Этот сон мне привиделся накануне наших показательно-парашютных выступлений перед НАТО. С криком дневального он улетучился, и я его не вспоминал, и вспомнил только, когда увидел окровавленные ошметки, разметанные по стылому полю. Они промерзли и походили на камни. По причине общевойскового бардака поиски мы начали только через четыре часа после десантирования и поэтому куски мяса молодых десантников были похожи на камни. Их было удобно собирать в плащ-палатки. Именно тогда на родном поле, продуваемом черным ноябрьским ветерком, я вспомнил о странном сне. И запомнил его.

И проснувшись снова поутру в родном доме, я почувствовал привкус этого сна. Правда, понял это позже, уже ночью, когда увидел окровавленный труп своего лучшего друга. Но утром, почистив зубы, я удалил привкус сна и необъяснимое чувство тревоги. Что может случится в день чудный и такой летне-ситцевый?

— А прокати, сына, на наши шесть соток, — попросила мать и этой просьбой окончательно отвлекла от пустых мыслей. — Да и могилку Жигунова посетим.

Отца именно так и называла уважительно: Жигунов. Он погиб под автомобильными колесами, будучи заместителем главного инженера АЗЛК. Вот такая вот гримаса судьбы. Мне тогда было четыре года. И я плохо помню взрослый мир. Единственное, что помню: веселенький шалаш на грузовике из венков. Кумачовые ленты трепались на ветру и казалось, что наступил праздник Первого мая.

Шесть соток находились в дачной местности, у деревни Луговая. В добрые времена красивую местность у речки Луговина оккупировало садово-огородное товарищество «Автомобилист». Через несколько лет случилась смычка между городом и деревней, и возник поселок с ДК «Москвич», с двухэтажным стеклянным универсамом, мастерскими по ремонту отечественных гробиков на колесах, колхозным рынком и кладбищем, приткнувшимся на окраине. Именно там и похоронили заместителя главного инженера. Мать утверждала, что такова была воля усопшего. Думаю, сделала это для собственного удобства и душевного равновесия: весенне-осенний период любила проводить в саду и на огородике, приносящим небольшой фруктово-овощной прибыток. Отчим в свои лучшие годы тоже принимал активное участие в обустройстве фазенды, сумев организовать не только поставку строительных материалов, но и задействовать рабочую силу местных умельцев. Один из них дед Матвей потрясал колоритностью, оптимизмом и крепким земным духом. О нем я и вспомнил, когда наш автомобильчик выкатил на тактический простор проспекта.

— А чего Матвеичу сделается? — пожала плечами мать. — Проспиртовался, что та мумия мавзолейская.

— Врешь, нас не возьмешь, — вскинулся Ван Ваныч, который уже находился в привычном состоянии приятного опьянения средней тяжести.

Мать толкнула праздного человека под ребра и тот уснул сном праведника. Я на мгновение вспомнил о своем сновидении, да напряженное движение при выезде из города отвлекло. Суббота — день дачный и по трассе перемещался бесконечный автопоток любителей родной природы. Впрочем, наша самоделка оказалась резвой и, продравшись сквозь неуклюжий транспорт, мимолетным видением полетела над среднерусской равниной. Вечные поля и такие же перелески, а над ними вселенский небесный лоскут. И мы под ним: тщеславные и мелкие, пытающиеся утвердиться в этом одном из самых странных миров солнечной системы. Странных — потому что жизнь у нас обесценена до копейки — точнее, она ничего не стоит.

Два года меня учили убивать. И я умею это делать. Наверное, об этом можно теперь сказать. Наше десантно-диверсионное подразделение «Салют-10» было нацелено на выполнение самых радикальных задач. Мы проходили не только физическую и психологическую подготовку, но и случались практические занятия.

Помню, осенью перед нами поставили задачу: ликвидировать группу зеков, сбежавших с северной лагерной зоны «Белый Лебедь».

— Это не люди, это убивцы и душегубы, — доверительно сообщил подполковник Супруненко. — Уничтожить за сутки, но без применения огневых средств поражения. — И по-родному: — Учитесь, сынки, делать тихо выродков недочеловеческих. Авось пригодится в жизни.

Нас десантировали под утро. Когда самолетик убыл в омут небесного небытия, я, болтающийся на парашютных стропах, увидел тишину и огромное свободное пространство, заполненное синими блюдцевидными озерцами и болотами, покрытыми малахитовым мхом и кровянистого цвета морошкой. Солнце, млеющее за плотными холщовыми облаками, усиливало впечатление ирреальности мира и происходящего. Не сон ли это? Нет, это был не сон. Болотная жижа встретила нисходящие с неба наши молодые и тренированные тела так яростно, что пришлось проявлять настойчивость, чтобы не остаться в капкане грязелечебной вечности.

Выдравшись на земную твердь, обнаружил на руках раздавленную морошку. Она была холодная, кисловатая и хорошо утоляла жажду.