Жестяная корона - [8]

Невеселые мысли Иллиана усугублялись кислятиной из кувшина, которую лишь неблагородный или лживый человек мог назвать вином. Возможно, выпей несчастный член семьи Лейтли сладкого Йороширского или крепкого, но пряного Гоноборского, то выводы о своей судьбе и дальнейшем будущем были не так печальны. Но кислятина из погребов Соколиной Охоты располагала только к унылым мыслям.

Вспомнился могучий и великий Лейтлипорт, стоящий истуканом на скалистом побережье, красавец-отец, лично приветствующий всех дальних иноземных купцов — и важных, и мелкосошных, — редко улыбающиеся худые жители Соленых Островов, торгующие на их рынке. Тут и там важно ходили стражники, гордо выпячивающие якорь на груди — символ принадлежности к семье Лейтли, пусть и не самой старой, но уж точно почитаемой. И он, маленький Иллиан, стоящий на крепостной стене и слушающий тогда еще молодого Элаяю, твердившего, что когда-нибудь это все станет его.

«Должно было, да не стало», — горько усмехнулся про себя Лейтли. Все рухнуло, как большой карточный домик, под внезпано пошатнувшимся столом. И теперь отпрыск благороднейшией семьи побирается, как последний наемник.

Иллиан хлебнул еще раз горького пойла и, икнув, шумно засопел — изрядно набравшийся и презираемый самим собой.

Квик

Иван сидел в небольшом летнем кафе, потягивая холодное пиво, или скорее пивной напиток: едва алкогольный, чтобы таким называться. На улице царило бабье лето, не слишком жаркое, но и не заставляющее укутываться в свитера и облачаться в куртки. По дороге, кусок которой открывался из парка, где и раскинулся летник, еле плелся автотранспорт. Волочились старенькие автобусы, блестящие своей чистотой иномарки, кашляющая гордость отечественного автопрома и даже редкие мотоциклисты, лавирующие между стоящими в пробке машинами, чем вызывали в свой адрес все те производные из трех лексических единиц, на которых строился великий и могучий русский мат.

В самом кафе, представлявшем собой семь красных пластиковых столиков с огромным навесом над ними, кроме Ивана никого не было. Ну еще бы, кто попрется пить пиво в парк во вторник в двенадцать дня? Только безработный психокинетик. Хотя самому Турову приставка «психо» не очень нравилась. Он всегда представлялся телекинетиком, причем, по сути только этими способностями и пользовался. Отец все детство твердил, что, если сын будет долго и тщательно заниматься, то обязательно добьется успехов во всяких криокинезах или мыслеграфиях. Но вот для чего? Практической пользы от этого никакой. Как говорится, мыслеграфию на хлеб не намажешь.

А родной телекинез вот он. Три месяца отработал, и даже в случае увольнения, если не нарушил норматив 139, государство тебя еще месяц содержит, в соответствии с прежней заработной платой. Система, конечно, не идеальна, но это для чинуш из Комитета и Отдела по Сверхспособностям, а вот Ивану было самое то — редко где он задерживался дольше трех месяцев. А потом Отдел сам подыскивал несколько вариантов, ему оставалось лишь выбрать один и трудиться дальше.

Конечно, вечно так продолжаться не будет. Иван это понимал. Когда-нибудь к нему приедут люди из Отдела, не дай бог, опустят ступень. В смысле по использованию, а не по способностям. Хотя и на последнее они, кажется, тоже способны. А как станет работать пятеркой или, чего доброго, четверкой, то и зарплата будет соответствующая. Хотя и двойками на полторы-две ставки люди концы с концами сводят. Но это уж совсем безрадостная перспектива.

Размышления Ивана прервала худая девица с всклокоченными черно-смоляными волосами, плюхнувшаяся на свободный стул рядом с ним.

— Привет, — кинула она.

— Привет, — машинально ответил мужчина, еще не успев возмутиться.

Девица ему сразу не понравилась. Конечно, на внешность очень даже ничего, но красота эта какая-то опасная, с огромной силой внутри, как изящество крадущейся пумы или крутой перевал огромной ледяной горы. На таких, почему-то, мужики гроздьями виснут. «Летят, как бабочки на огонь», — почему-то подумалось Ване.

Она была действительно хороша: курносая, с маленьким аккуратным ртом и раскосыми хитрыми глазами. «Лиса чернобурая», — снова выдал странную аналогию мозг мужчины.

— Мы знакомы? — спросил он.

— Лена, — протянула руку девушка.

— Ваня, — кивнул он и выжидающе посмотрел на собеседницу.

— Работа есть. Как раз по твоему профилю.

Туров невольно напрягся. Работа ему нужна не была — Отдел сам предложит, — тем более от человека, который «знает», какой у него профиль».

— Телепат? — сурово спросил он.

— Нет, просто наблюдательная, — усмехнулась Лена. — Сидишь, а сам ради забавы стакан глазами туда-сюда двигаешь. Слабая развлекуха для психокинетика.

— Ну допустим, — чуть расслабился Иван. — А почему сразу психо?

— Ну не телекинетик же, — рассмеялась она. — Ты себя в зеркало видел?

У Вани от такой наглости отвисла челюсть. Конечно, он не Орландо Блум, но уродом его никто никогда не называл. Причем, как его внешность вообще соотносится с телекинетизмом?

— А что не так со мной?

— Да ты расслабься, — девица вытащила тонкие сигареты и закурила. — Я просто к тому, что по внешности видно, что ты не телекинетик? Не качок, — она выпустила струю дыма и, заметив удивленный взгляд собеседника, продолжила. — Я уж не знаю, как это соотносится, но у телекинетиков, может, мозг так устроен. Они же тяжести в основном поднимают, ну этим местом, — постучала она пальцем по голове. — А мозг вроде обманывается и думает, что поднимает не он, а тело. Вот и здоровые все такие. Ты знал, что телекинетикам даже запрещено в соревнованиях по бодибилдингу участвовать?