Жестокость - [31]

Делани попросил меня ответить на несколько вопросов относительно привычек Дороти, ее увлечений, были ли у нее в других городах друзья или родственники. Я сказал, что все ее хобби ограничивались садом, и сообщил им адреса ее сестры и кузена, которые проживали в Калифорнии. Затем полицейский спросил, не буду ли я возражать, если они осмотрят дом и прилегающий к нему участок.

Маленький Усач все это время стоял перед дальним окном столовой и смотрел в сторону лужайки, что позади дома. Когда мы с Делани подошли к боковой двери, чтобы открыть ее в ответ на послышавшийся снаружи стук, он отвернулся от окна и, похоже, в свойственной ему манере, как кузнечик, отпрыгнул в сторону, после чего повернулся к нам лицом. Я открыл дверь и увидел стоявших у порога тех самых двух полицейских в штатском. Делани кивком пригласил их войти, после чего все, кроме Усача, спустились в подвал. По-прежнему держа в левой руке свою засаленную записную книжку, маленький детектив вышел через боковую дверь и направился в сторону тыльной части дома. Я же прошел к тому окну, рядом с которым он только что стоял, и стал наблюдать за его действиями.

Усач остановился на каменных плитках дорожки, словно умышленно стараясь не задеть свежую, молодую травку, и я видел, как он дважды медленно обошел лужайку по периметру. От неожиданно прозвучавшего у меня над ухом голоса лейтенанта я чуть было не подпрыгнул на месте.

— А что это там за куча? — спросил он, указывая в дальний конец двора.

— Это? А, ну да, конечно, — это к-компост.

Мой заикающийся голос не остался незамеченным — офицер устремил на меня, можно сказать, испепеляющий взгляд.

— Угу, компост, значит, да? Пожалуй, надо на него взглянуть получше.

Я попытался скрыть от него невольно вырвавшийся у меня вздох облегчения, ибо, если уж что и заставляло меня то и дело дергаться, так это скорее блуждания Усача, не сводившего глаз с нашей новой лужайки.

Тем временем Делани принес из гаража лопату и грабли. Пока компостную кучу разбрасывали в разные стороны, я старался сохранять как можно более бесстрастный и даже скучающий вид и смотрел куда угодно, только не на моих неожиданных землекопов. Окинув взглядом дома, окружавшие наш участок в три четверти акра, я мысленно представил себе, что, очевидно, в каждом из них сейчас кто-нибудь напряженно следит за нами в прорези между створками жалюзи.

— Ну что, Делани, нам и дальше копать? — спросил один из подручных лейтенанта.

Я невольно поразился, как близко от меня стоял этот человек, когда послышался его ответ. Он внимательно всматривался в мое лицо, на котором, похоже, светилось выражение непоколебимой уверенности в себе.

— Нет, — сказал офицер. — Пора заканчивать.

Двое мужчин стояли, опираясь на ручки лопаты и грабель и горестным взглядом окидывая маленькие кучки грязи, в которые сами же превратили весь мой запас компоста. Мне даже стало их жалко и я предложил не заниматься сейчас уборкой — сам, мол, потом все сделаю.

— Нет-нет, — сказал лейтенант. — Оставьте все как есть. Мы пришлем своих людей, и они наведут здесь порядок. Так не годится.

Первыми уходила эта троица; Усач по-прежнему плелся сзади. Как, впрочем, и я. Он чуть ли не к самому носу поднес свою записную книжку и, делая в ней поспешные записи, бормотал что-то вроде «сделал… четверка… S четыре… сначала…» Снова бросив взгляд на лужайку, он внезапно сунул книжку в карман, словно только сейчас заметил, что все уже ушли. Я стоял почти вплотную к нему, а потому его поспешный рывок завалил меня прямо на заросли цинний.

Еще одним постоянным и к тому же сводившим меня с ума садовым увлечением жены было пересаживание этих самых цинний. Сейчас, когда Усач смущенно помогал мне подняться с земли, я убедился в том, что Дороти ухитрилась даже после своей смерти заставить меня основательно вываляться в земле. Однако теперь мне стало ясно, что Дороти тоже придется «пересаживать», поскольку Усач успел составить подробную карту — схему нашего участка, пометив его массой всевозможных указателей и надписей. Я понятия не имел, что такое «S четыре», однако не сомневался в том, что вскоре вся лужайка в очередной раз будет перекопана и полиция либо найдет тело Дороти, либо признает свое поражение.

Я обдумывал то весьма затруднительное положение, в котором теперь оказался, когда по моим нервам был нанесен еще один мощный удар.

— Что-то я не вижу, Миллер, следов былых сорняков, а?

— Что?.. О чем вы? — хрипло прошептал я и, обернувшись, увидел рядом с собой ухмыляющееся лицо соседа Херба Гортона.

— Да о твоих ползучих сорняках. Похоже, наконец-то ты с ними разделался — ни одного не видать.

Некоторым людям никак не удается понять, что, перепахивая лужайку, они тем самым лишь закапывают сорняки глубже под землю, чтобы на следующий год на этом же самом месте буйным цветом вновь проросли миллионы семян. Лично мне, по крайней мере, никогда не удавалось убедить в этом Дороти. «Ты просто лодырь!» — восклицала она, и потому каждую осень ваш покорный слуга исправно перекапывал одну, а то и обе лужайки семьи Дэвисов, тогда как на участке Гортонов прекрасно уживались друг с другом и люди, и ползучие сорняки.