Жестокие люди - [2]

Шрифт
Интервал

Я грузно перевернулся на живот. Из-под матраса выскользнул спрятанный там журнал «Клаб Интернэйшнл» и, упав на пол, открылся на центральном развороте. В восемнадцати дюймах от моего носа, во всей своей розовой майской красе, распростерлась девушка месяца. В туалете опять раздался шум. Теперь это был мужчина. Половицы заскрипели так громко и жалобно, что можно было подумать, что дорога к постели моей матери пролегает по клавишам аккордеона.

Этот парень играл на гитаре – по крайней мере, у входа стоял чехол. А еще пара красных высоких кроссовок. Теперь была моя очередь красться в ванную. Мамины ночные посетители становились все моложе. И все они интересовались музыкой. Когда я вышел из туалета и на цыпочках пошел к себе в спальню, то услышал, что ее гость говорит с английским акцентом.


Пожалуйста, не поймите меня неправильно. Не надо думать, что новые любовники появлялись у нее чуть ли не через день. На самом деле, перерыв продолжался почти два месяца – довольно долгий засушливый сезон. Мама никогда не встречалась с теми, кому делала массаж. Единственным исключением стал один сайентолог: но даже она признавала, что это было сплошное недоразумение.

Мне было не очень приятно услышать, когда рано утром этот англичанин спросил: «Послушай, милая, у тебя не найдется вазелина для моего мистера Джонсона?». Впрочем, каждый подросток, который в конце семидесятых жил в мансарде, знал наверняка, что его мама тоже занимается сексом. (Кстати, за стенкой они опять предались этому занятию). Особенно если в его семье не было отца.

На книжной полке, рядом с кубком, который я получил за победу в бейсбольном матче Малой лиги, стояла фотография моего отца.

Она была вставлена в рамку с отбитым краем, купленную в мелочной лавке. На ней вы могли видеть светловолосого мужчину с глубоко посаженными глазами и сломанным носом. Казалось, в своем помятом летнем костюме он чувствует себя неловко. Этого человека звали Фокс Бланшар. Он был знаменитым антропологом, представьте себе. Под моим матрацем лежали не только непристойные журнальчики. Еще там был журнал «Нэйчурал хистори», в котором была напечатана его статья.

Как-то его попросили прочитать вводную лекцию для первокурсников, которые хотели бы изучать антропологию. Мама тоже пришла его послушать. Получается, меня зачали через несколько часов после того, как она прослушала лекцию о племени «яномамо» – что значит «жестокие люди». Яномамо – это очень странное племя южноамериканских индейцев, затерянное где-то в дебрях Амазонки, недалеко от бразильско-венесуэльской границы. До появления моего отца они никогда не видели белого человека, а тем более, белого человека, у которого был бы телевизор и что там еще.

Произошел «первый контакт», как называют это антропологи. Это не просто круто; это еще и опасно, потому что люди янамамо привыкли чуть что не так метать отравленные кураре стрелы и нюхать галлюциногены. Чуть ли не каждое утро у них начиналось если не с одного, так с другого. Вместо того чтобы здороваться за руку или говорить «привет», они обычно дубасят друг друга палками или просто бьют прямо по почкам. Если у тебя есть что-то, что им понравилось, они не ходят вокруг да около, а сразу говорят: «Отдай мне арахисовое масло (или там свою жену, или мачете), или я отрежу тебе большие пальцы на ногах, и буду гадить прямо в твой гамак». Их называют «жестокие люди», потому что они действительно самые безжалостные люди на этой планете. По крайней мере, тогда я так думал.

В общем, как бы то ни было, но папа вернулся в Южную Америку, а потом узнал, что мама беременна. Они встречались некоторое время, а потом, когда осенью отец уехал в лекционный тур, постоянно разговаривали по телефону. Так что мое появление на свет не было результатом случайной связи. Однажды он даже приехал навестить нас. Но в то время я был еще младенцем, и поэтому ничего не помню. Мама утверждает, что они обсуждали возможность развода, но, к сожалению, «это было не так уж просто сделать».

Мой дедушка-психолог говорил об этом более внятно: «Видишь ли, исследования, которые проводит твой отец, требуют больших затрат…».

Бабушка выражалась еще понятнее: «У жены твоего отца денег куры не клюют, милый».

Когда я был ребенком, думал, что дело в том, что папа больше любит своих яномамо, чем нас с мамой. Но потом, прочитав несколько статей о «жестоких людях», мне стало ясно, что это полная чушь. Понимаете, их нельзя было любить: после пира женщины яномамо прятали остатки пищи у себя между ног. Кроме того, у всех них из носа бежали зеленые сопли, потому что они постоянно нюхали энеббе. Если вы думаете, что я преувеличиваю, то сами почитайте. Так что яномамо здесь не при чем. И отец мой не виноват. Это все деньги.

Я никогда его не видел, но прочитал все написанные им статьи о яномамо, и все книги в публичной библиотеке, в которых упоминалось об этом племени. Так что я был готов ответить на любой вопрос, если бы он пожелал мне его задать. Наверняка этот таинственный незнакомец, которым был для меня мой отец, был бы поражен моими знаниями. После долгих упрашиваний мама, наконец, согласилась написать мистеру Бланшару о том, какой неподдельный интерес испытывает к антропологии его отпрыск. К нашему удивлению, папа позвонил сразу после того, как получил это письмо. Несомненно, этот поступок характеризует его с лучшей стороны. Так вот, он пригласил меня провести июль и август вместе с ним и людьми яномамо на берегах реки Ориноко. Он подчеркнул, что эта богатая сучка, его жена, ждет не дождется момента, когда сможет познакомиться со мной, и даже предложил прислать мне билет. Мама же уверила его, что деньги для нас не проблема. Это было, конечно, враньем, как мы оба прекрасно знали, потому что в тот день мы как раз поджидали бабушку и дедушку, чтобы за обедом уговорить их раскошелиться мне на билет.


Рекомендуем почитать
Дорога в бесконечность

Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.