Жестокая Саломея - [16]

– Можете называть меня Дэнни, – разрешил я.

– Дэнни… – ее пальцы нежно выразили одобрение. – Неплохо. А вы зовите меня Донной.

– Договорились, – сказал я.

– Прежде всего, должна извиниться за ужасное поведение Касплина, Дэнни, – это прозвучало достаточно искренне. – Он сказал мне, что решил рассчитать вас, даже не посоветовавшись со мной!

Я наблюдал за глубоким возмущенным дыханием и ждал, что шелк не выдержит. Но этого не произошло.

– Все управляющие похожи, – сердито продолжала она. – Считают, что певец весь в их распоряжении, что они владеют его телом и душой и могут делать с ним все, что им вздумается. Сегодня утром я исправила ошибку Касплина, вряд ли он совершит ее еще раз.

– Что вы предприняли? – заинтересованно спросил я. – Выкрали у него нюхательный порошок?

Она засмеялась.

– Еще лучше. Я ясно дала ему понять, что без меня он никто, а потом предъявила ультиматум: либо он извиняется перед вами, либо я отказываюсь петь в «Саломее».

– Не была ли эта угроза слишком опрометчивой? – спросил я. – Подписаны контракты и все такое…

Она пренебрежительно щелкнула пальцами.

– А! Контракты! Не беспокойтесь, Дэнни. От одной только мысли об этом Касплин позеленел. Он скоро придет сюда и извинится.

– Очень мило с вашей стороны, – нервно заметил я. – Не стоило так беспокоиться.

Она ослепительно улыбнулась, показав свои великолепные зубы, и еще крепче сжала мое колено.

– Пустяки, – промурлыкала она. – Ради вас, Дэнни, я готова на большее. Я все так же хочу, чтобы вы нашли убийцу моего бедного Ники! – она утерла глаза тонким носовым платком, словно сама мысль об умершем пекинесе была невыносимой. Однако я заметил, что платок так и остался сухим.

Сделав вид, что она с великим усилием пытается улыбнуться, Донна Альберта проворковала:

– Итак, все как прежде, Дэнни. Вы работаете на меня и только на меня. Касплин ничего не значит. Вы рады?

– Большое спасибо, – выдавил я наконец. – Столько беспокойства из-за меня… Если бы вы только знали, как это меня трогает. К сожалению, существует одна проблема. Вчера утром мне позвонил Касплин, а вскоре после этого некто нанял меня, чтобы найти убийцу Кендалла. Так что… – я беспомощно пожал плечами. – Я уверен, что вашу собаку и Кендалла убило одно и то же лицо, но я не могу работать на двух клиентов одновременно.

В ее глазах застыл полярный холод, когда она долго и пристально смотрела на меня. Затем лед медленно растаял и блистательная улыбка вновь расцвела на ее губах.

– Я все поняла, Дэнни, – нежно сказала она. – Почему бы и нет? Вы же не знали, что Касплин действовал без моего ведома?

– Вы очень милы, – осторожно заметил я.

– Конечно, – она весело засмеялась. – Мне бы следовало расстроиться, что есть другой клиент, но я не буду этого делать.

– Не понял.

– Скажите, кто это, и начинайте работать на меня, – объяснила она.

– Извините, но это невозможно.

Ее лицо выразило явное недоверие к моим словам. Она снова пристально посмотрела на меня. Было почти видно, как внутри ее головы все пришло в движение от нелегкого умственного усилия. Но результат был поистине блестящим – она решилась на беспроигрышный ход.

– Дэнни… – при этом она так повела плечами, что верх ее халата пополз вниз. Она придвинулась ко мне. – Я видела, как ты смотрел на меня, когда я вошла, – прошептала она. – Хватило искры, чтобы ты вспыхнул. Я почувствовала то же самое.

Я не мог не смотреть на ее грудь, выставленную из-под ниспадающего халата. Меня уже и без того достаточно сегодня помяли, и хотя я терпеть не мог мазохизм, мне почему-то вдруг стало понятным исступление альпинистов перед непокоренными вершинами.

– Я знаю, как это заводит таких настоящих мужчин, как ты, – ее мягкий смех звучал почти по-матерински.

– Послушай… – из последних сил сопротивлялся я. – Мне действительно жаль…

Ее ладони так сжали мое лицо, что дальнейшая беседа стала совершенно невозможной.

– Дэнни!

Она нагибала мою голову до тех пор, пока у меня не перехватило дыхание от более чем убедительной близости ее белоснежных выпуклостей. Тонкий запах духов был как бомба с часовым механизмом. Мои руки обхватили ее талию, затем заскользили по мощному изгибу бедер. Шепот плотного шелка отвечал моим прикосновениям. А руки торопились все ниже, подробно изучая ее великолепные бедра, пока не остановились, обнаружив обнаженную кожу там, где должен был быть плотный шелк – много шелка. Руки Донны еще крепче прижали мою голову к груди – теперь я мог во всей полноте ощутить нарастающее желание ее тела. Потом мою голову сильно потянули вверх, я увидел расплавленный взгляд ее глаз, и ее влажные губы впились в мои. Если, по ее словам, все между нами началось с искры, то закончиться должно было извержением вулкана. Ко мне прижималось тело, в котором сейчас шла отчаянная борьба между духом и плотью, борьба, в которой дух был заранее обречен на поражение от этой безупречной и прекрасной плоти.

Внезапно она обмякла, ее руки с силой оттолкнули меня.

– Извини, Дэнни, – она задыхалась. – Дверь!

– Дверь? – тупо переспросил я.

– Не уверена, что она закрыта.

Я с трудом заставил себя подняться с софы и пройти четыре или пять шагов по направлению к двери. Потом я остановился и оглянулся. Донна лежала на софе, лицо ее пылало. Халат тяжелыми складками сбился вокруг бедер, и верхняя обнаженная часть ее тела казалась изваянной из белого мрамора гениальным скульптором. Ее ноги выглядели не менее величественно, и только небрежная складка шелка скрывала маленький и беспомощный изгиб с внутренней стороны ее бедер. Я даже закрыл глаза от нахлынувшего желания, которое стремительно подавляло последние нервные очаги моего сопротивления. Еще немного – и победа Донны была бы полной и окончательной.